— Сегодня у меня кое-какие дела, — сказал Аргус, — но завтра мы непременно его найдем. Кто-нибудь пытался найти завещание в Солтервуд-Хаусе?
— Теперь этот дом называется Хаттон-Мур-Хаус, — ответила Пенелопа.
Она едва удержалась от улыбки, увидев, что дядя бормочет ругательства. Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, допустила ошибку, не сообщив родственникам о своих проблемах сразу же, когда тучи над ней только начали сгущаться.
— А я хочу провести время с мальчиками и малюткой Джуно, — сказала Олимпия.
— Джуно? — Аргус нахмурился. — Девочка?
Пенелопа объяснила ему, кто такая Джуно.
— Она все еще чувствует себя здесь немного неуверенно, но мальчики сразу приняли ее в свою компанию и готовы ее оберегать.
— Черт возьми… Девочка… Надо написать Квентину. Возможно, он продолжает посылать деньги для нее этой суке. Чем раньше он узнает, что малышка здесь, тем лучше.
— Да, разумеется. — Пенелопа грустно улыбнулась. — Хотелось бы знать, принимала ли в расчет ее мать возможную потерю дохода, когда сбывала дочь с рук.
— Скоро она осознает, чего лишилась. И я не хотел бы оказаться на ее месте в тот момент, когда Квентин обо всем узнает.
Пенелопа поморщилась. Ее двоюродный брат был известен своим взрывным характером. Но если эта женщина вдруг захочет вернуть себе дочь лишь потому, что кошелек стал легче, — ее будет ждать неприятный сюрприз. Воссоединиться с дочерью ей уже никогда не позволят.
— Мы остановимся у тебя, — сказала Олимпия, но при этом смотрела на Эштона.
А тот едва удержался от вздоха разочарования. Он думал, что наконец-то сможет сжимать Пенелопу в объятиях столько, сколько пожелает, и вот вдруг… Аргус же, с усмешкой взглянув на виконта, проговорил:
— Поздно запирать конюшню на засов, когда кобыла сбежала. Сдается мне, здесь именно этот случай, Олимпия. — Он поднялся со стула и направился к двери. У порога остановился и добавил: — Вот уж не думал, что ты ханжа, дорогая сестричка.
— Хоть кто-то в этой семье должен быть ханжой, — парировала Олимпия.
Но Аргус лишь засмеялся в ответ и вышел из комнаты.
— Вас здесь больше никто не держит, — сказала леди Олимпия, выразительно взглянув на виконта.
Эштон уже хотел подняться, но Пенелопа, положив руку ему на плечо, заявила:
— Нет, это мой дом, тетя. Мне двадцать один год — я не ребенок. Кобыла уже убежала, как поэтично выразился дядя. Я знаю, что делаю. И прекрасно понимаю, что общество меня осудит, если правда выйдет наружу. Но общество осудит меня и в том случае, если станет известно, что я забочусь о побочных детях моих родственников. А об этом непременно узнают, так что мне нечего терять. И поэтому… — Она взглянула на Эштона. — Я хочу побыть с ним. Мне нужно, чтобы он был рядом. Неужели я хоть раз в жизни не могу поступить так, как хочу?
— Отлично. — Олимпия встала, обошла стол и посмотрела в глаза виконту. — Оставайтесь. Но если вы разобьете сердце моей племяннице… Поверьте, я заставлю вас пожалеть о том, что вы появились на этот свет. — Она погладила Пенелопу по волосам и вышла из комнаты.
— Твоя тетя очень красивая женщина, — заявил Эштон.
Пенелопа кивнула:
— Да, она красива.
Эштон криво усмехнулся:
— И еще она очень строгая.
— И это верно.
— Моей матери она понравится.
Они переглянулись и рассмеялись.
Глава 17
— Не очень-то подходящее место для нотариуса, — пробормотала леди Олимпия. — Не могу поверить, чтобы твой отец доверил свои деньги и важные документы человеку, живущему в такой трущобе.
Взяв Эштона под руку, Пенелопа окинула взглядом ветхий и запущенный дом, находившийся в одном из самых грязных кварталов Лондона. Она уже хотела ответить тетушке, но тут вдруг почувствовала… Да, сомнений быть не могло — в этом доме находился мертвец.
— Надо бы нам подняться и встретиться с этим субъектом, — проворчал Аргус, направляясь к двери.
Дариус последовал за отцом.
— Нет, только не с Дариусом! Там мертвец.
При этих ее словах Эштон с Аргусом обменялись взглядами и выругались.
— Мертвец — это нотариус? — спросила Олимпия.
— Возможно, но не уверена… — пробормотала Пенелопа.
Запрокинув голову, она посмотрела на грязные окна. Некоторые из них были разбиты, а дыры хозяева заткнули разным тряпьем. И тут ей вдруг показалось, что в окне четвертого этажа она что-то увидела… Сначала она решила, что это окно привлекло ее внимание лишь потому, что оно было на удивление чистым, но потом за ним что-то шевельнулось. Судя по всему, это был нотариус, вернее — призрак нотариуса. Внезапно к горлу ее подступила тошнота, а по спине пробежали мурашки. Было ясно, что этот человек умер не своей смертью и смерть его была мучительной.
— Мистер Хорас Эрншоу мертв, — сказала Пенелопа.
— Этого я и боялся, — проворчал Аргус.
А тетя Олимпия по-прежнему смотрела на окно с выражением предельной сосредоточенности на лице.
«Помоги мне».
— Слишком поздно, — ответила призраку Пенелопа. Повернувшись к Дариусу, спросила: — Ты помнишь того сыщика с Боу-стрит, который командовал остальными в доме миссис Крэтчитт?
Мальчик кивнул:
— Да, помню. Это мистер Добсон.
— Ты можешь сходить за ним и привести его сюда? Скажи ему, что я нашла еще одно тело.
— Я пойду с Дариусом, — сказал Эштон. — Если вы не возражаете, я возьму карету, — добавил он, взглянув на Аргуса.
Тот кивнул:
— Да, хорошая мысль. Место тут небезопасное.
— Мы мигом, — сказал Дариус, запрыгивая в карету следом за виконтом.
— Вам не кажется, что нам следует подняться туда? — спросил Аргус, когда карета отъехала. — Мы могли бы найти документы, на которые хотели взглянуть.
Леди Олимпия покачала головой:
— Никаких документов там нет. Все забрали. Осталось только завещание. И Пенелопе придется выпытать у призрака, где лежит это завещание. Если, конечно, призрак Эрншоу согласится нам помочь. Бедняга долго мучился перед смертью, но напоследок все же совершил одно доброе дело. Он не сказал им, где хранится это завещание.
«Помоги мне».
— Я не могу, сэр, — ответила Пенелопа несчастному и отвратительному на вид призраку. — Вы должны принять то, что случилось с вами.
— Как ты думаешь, сколько времени потребуется Дариусу и Эштону, чтобы привести сюда этого сыщика с Боу-стрит? — спросила Олимпия. Осмотревшись, она вытащила из ридикюля пистолет и добавила: — Может, пригодится.