– Такое у меня задание!
Однако контакт был уже испорчен. Гарри стала прибирать со стола, обращаясь с дорогим фарфором, точно официантка в прибрежном ресторанчике. Кейт поднялась ей помогать, составляя блюдца в посудомойку и отчаянно придумывая, как восстановить доверие. Времени уже не оставалось.
– Мы ведь так и не поговорили о том, зачем я к вам пришла. Я очень надеюсь, что вы сможете мне помочь. Я пишу статью о том, что на Говард-стрит обнаружили останки Элис Ирвинг. Думаю, вы уже видели мои заметки на эту тему?
Но ставни, так сказать, уже захлопнулись. Взгляд у Гарри стал пустым и отстраненным.
– Нет, я ничего об этом не слышала, – жестко ответила она. – На Говард-стрит, говорите? Так я там даже и не жила. Не припоминаю.
– Но там жила ваша подруга.
– Сильно сомневаюсь.
– Тони из «Королевского дуба», – подсказала Кейт.
– Тони? А, Тони Бейкер. Господи, она же мне на днях звонила. Это она вам сказала, где меня найти?
Послушайте, я ничего не знаю. Все это было так давно! Я на самом деле ничем вам не могу помочь. Мне уже пора, и вам придется удалиться, – сказала она, подхватывая сумочку. – Не угодно ли пройти к выходу? Спасибо.
Кейт поспешно выпроводила Джо в прихожую.
– Я тут, на столике, оставлю вам свою визитку, Гарри, на случай, если вам захочется со мной связаться, – сказала она напоследок и аккуратно закрыла за собой дверь. – Ну вот и всё, – бросила она Джексону, когда они вдвоем двинулись обратно к редакции.
Парень непонимающе посмотрел на Кейт:
– Что «всё»? Что такого страшного случилось? Она просто попросила нас уйти.
– Но что она нам сказала, прежде чем попросила уйти?
– Ничего. Сказала, что ничего не знает.
– Бог ты мой, Джо! Ты что, совсем не научился «читать» людей? Стоило мне упомянуть ребенка – и она захлопнулась. Стала нести какую-то чушь насчет Говард-стрит.
– Ой.
– Она что-то знает. У нас будет еще возможность пообщаться с ней на дискотеке. И запомни, Джо: никогда никаких записей, если пытаешься кого-то убедить тебе довериться. Это золотое правило любого интервью!
– Но вы же сами говорили, что золотое правило – всегда все записывать.
Кейт вздохнула. Ох, молодо-зелено!
55
Понедельник, 23 апреля 2012 года
Эмма
Кейт сразу же сняла трубку.
– Здравствуйте, это Энн Робинсон, – представляюсь я. Дверь кабинета я плотно закрыла, так что Пол меня не побеспокоит.
– Добрый день, Энн, – отвечает журналистка. – Рада снова вас услышать. Как вы? Чем занимаетесь?
Это застает меня врасплох. Она общается со мною так, будто мы знакомы. Для подстраховки гляжу на свой листок с вопросами. И первым пунктом там значится: «Наркоманы?»
– О, у меня все отлично, благодарю вас. Решила вот позвонить вам, чтобы узнать, удалось ли вам напасть на след тех наркоманов с Говард-стрит?
– Нет, боюсь, это пустой номер. Они нигде официально не значились – вероятно, кочевали с места на место. Но знаете, после нашего последнего с вами разговора все немного поменялось. Полиция утверждает, что тот ребенок был похоронен в 1980-х.
– Да, я уже в курсе.
– Так что это уже скорее будет ваше времечко. Не помните, ни у кого ничего странного тогда не происходило? Никаких там не бродило слухов среди соседей насчет кого-то?
– Нет, ничего такого не припомню, – отвечаю. – На самом деле, все как-то держались особняком.
Да, именно так оно и было.
Кейт громко вздыхает в трубку.
– Ох, если бы мне еще платили за каждый такой ответ, – говорит она и добавляет со смехом: – Люди так любят хранить свои секреты, верно?
Я чувствую, что надо переходить к следующему. Вторым пунктом в записке идет: «С чего они решили, что это она?»
– Я вот хотела спросить, насколько там уверены, что правильно определили принадлежность младенца? Я имею в виду, полиция? Мне кажется, они ошиблись.
– Правда? А почему? Вы что-то знаете о том ребенке, Энн?
– Вряд ли. Мне просто кажется, что им следует это перепроверить.
Я определенно выбиваюсь из сценария. «Стоп!» – говорю себе.
– Вы считаете, что это дитя кого-то другого, Энн?
Я уже боюсь что-то говорить, а потому молчу в ответ.
Между тем Кейт Уотерс заметно оживляется:
– Скажите, а вы по-прежнему живете в том районе? Я могла бы заскочить к вам повидаться.
– Нет-нет! – слишком уж решительно возражаю я. – Я живу не в Лондоне.
В этот момент я слышу, как Пол поднимается по лестнице, и хочу, чтобы он передумал. Но тот не останавливается.
– Ты сейчас на телефоне? – спрашивает он через дверь, и я вся цепенею. – Дорогая?
Я кладу ладонь на трубку и шепчу в ответ:
– Я занята.
– Кто там? Ваш муж? – спрашивает Кейт Уотерс, когда я убираю руку.
– Да, мне надо идти.
– Энн, – осторожно говорит она, – вы ведь позвонили мне потому, что хотите поговорить о том младенце, и я, честное слово, этому очень рада. Если, по-вашему, полиция совершила ошибку, то крайне важно об этом рассказать. Я понимаю, вам это может быть очень тяжело, но мы же можем это обсудить. Я сумею вам помочь. И не важно, какое имя вы используете. Хорошо?
– Хорошо, – отвечаю. – Я подумаю.
И весь остаток дня я уже ничего больше не в силах делать.
56
Понедельник, 23 апреля 2012 года
Джуд
Джуд занималась зубами – закрашивала серый налет купленной в ближайшей аптеке специальной краской, – попутно размышляя о том, какое платье ей надеть. Наверное, ей лучше подошло бы черное бархатное – если, конечно, удастся в него влезть, – но к нему надо еще будет купить колготки. И накрасить ногти. Впервые за долгие годы она чувствовала себя снова как девчонка. Она собиралась на свидание.
Уилл позвонил ей снова. Сперва она даже не хотела снимать трубку. Не распознав номера, Джуд решила, что это просто рекламный звонок или какой-нибудь пройдоха, надеющийся выудить у нее деньги. Впрочем, в каком-то отношении так оно и вышло.
– Привет, моя прекрасная леди, как поживаешь? – спросил знакомый голос.
– Отлично, Уилл.
– Вот подумал: дай-ка позвоню тебе узнать, перечислила ли ты свою лепту в юбилейный фонд нашего университета? Мы уже почти полсуммы собрали.
Джуд об этом совсем забыла. Именно за этим он и звонил ей в первый раз. Не ради нее, а ради денег. Однако эту свою скаредную догадку она задвинула в сторону.
