Тёма нахмурился.
– Ну и любишь ты темнить, Антоха! Давай выкладывай, что пришло в твою светлую голову. Только учти – мои родичи хотят поменять нашу двухкомнатную квартиру на трехкомнатную. С большой доплатой, конечно. Так что если ты надумал какую-то штуку на сумму больше ста баксов, то я пас.
– И я пас! – сразу же поддержал его Родик. – У меня долгов знаете сколько? Кошмар!
– А у меня и ста лишних баксов не найдется, – вздохнул Ахсар. – Если честно, то я у вас даже подзанять деньжат собирался. Магазин-то я уже один присмотрел, но мне не хватает десяти тысяч баксов! Вы можете вложить деньги не просто куда-то в банк, а в живое дело. Мы с вами развернем такой бизнес, закачаетесь!
– Бизнес, – усмехнулся Антон. – Эх вы, бизнесмены! Ну ладно, слушайте, что я тут надумал. Вернее, это не я надумал, а мой отец. Было так: однажды мы с родителями пошли на огород. Когда устали, то сели на скамейку перекусить. Ну, я взял да и спросил насчет подземного хода. Тогда кроме клада я и думать ни о чем не мог. А отец вдруг говорит…
Глава 29. Крест над Москвой-рекой
В этом году осень выдалась на редкость мягкая и теплая. Только к середине ноября пошли ночные заморозки, небо заволокло серыми тучами, ветер стал резким и холодным. Листья на деревнях, еще вчера казавшиеся почти зелеными, за считанные дни покрылись багрянцем. Начался листопад, и воздух наполнился горчинкой от запаха увядших листьев. Прогноз погоды обещал на ближайшее воскресенье первый снег.
Все петровские жители встретили эту новость с большим беспокойством. Только снега сейчас не хватало! Подарил бы Господь хотя бы еще один погожий денек. Всего один, и пускай он случится в ближайшее воскресение! А потом уж ладно, пускай зима заявит свои права, куда от нее деваться…
Так и случилось. В ночь с субботы на воскресенье воздух остыл до минус пяти, но зато небо постепенно высветлилось, и под утро среди истончавших туч проклюнулись робкие, дрожащие звезды. Ветер еще больше усилился, но он дул теперь с юга-востока, и принес долгожданное тепло.
Уже часам к девяти в голицынский парк собрались сотни людей. Впервые за много лет ворота в старинной ограде были раскрыты, и люди все шли и шли. Все автобусы из Москвы приходили забитыми так, словно сейчас был разгар дачного сезона. В руках у многих взрослых и у детей были букеты цветов.
Антон всю прошедшую ночь не сомкнул глаз. Он много раз вставал с постели и, не обращая внимания на ноющую боль в правой ноге, подходил к окну. Он очень опасался, что в воскресенье начнется снегопад, и испортит праздник. Праздник, в ожидание которого он с ребятами жил все три последних месяца. Да разве только они! Все Петровское работало, не покладая рук, стараясь успеть закончить дело до прихода зимы. Большое дело, хорошее дело – но не то, о котором говорил Ахсар. Другое.
Родители поднялись очень рано, когда на улице еще было темно. Антон с удивлением увидел, что они тоже очень волнуются. Мама была непривычно суетливой, а отец то и дело запирался в ванной и курил сигарету за сигаретой.
Ровно в девять они вышли из дома. На улице их уже поджидали семьи Родика и Тёмы в полном составе. Даже прабабушка Родика пришла, хотя она уже давно не выходила из дома. В руках Варвара Ивановна держала букетик разноцветных хризантем.
– Ты как, Антон? – спросил Тёма. – С палкой не трудно ходить?
Впервые за все время Антон оставил костыли дома, и опирался только на деревянную трость с изогнутой ручкой. Идти с ней было нелегко, но не приходить же на праздник на костылях!
– Ничего, – сказал Антон, криво улыбаясь и стараясь не замечать ноющую боль в ноге. – Дойду как-нибудь.
– Может, машину подогнать? – предложил отец Тёмы. Олег Николаевич был одет в свою парадную форму подполковника полиции, а на его груди сияли орден и целый ряд медалей.
– Не-е! – упрямо покачал головой Антон. – Нелья сегодня туда ехать на машине. Пешком надо идти.
До парка они шли очень медленно – раньше Антон пробегал это расстояние минут за пять. Но сейчас быстрее идти он не мог, и все делали вид, что совершенно никуда не спешат.
Возле ограды парка, на обочине шоссе, стояли десятки машин. Среди них был и большой черный лимузин.
– Архимандрит Иоаким уже приехал, – негромко сказал Олег Николаевич. И областное начальство тоже здесь. Ждут губернатора. Вроде, он обещал приехать!
Антон хотел было сказать: «Ну, раз обещал, то точно приедет!» Но тут толпа людей, окружившая часовню, вдруг разом обернулась, и на него, Родика и Тёму устремились сотни глаз. Кое-кто из молодежи зааплодировал, но старики на них зашикали – мол, не концерт, а божий праздник, понимать надо.
От волнения Антон воспринимал все, что произошло потом, словно в тумане. Архимандрит в сопровождении нескольких священников совершил обряд освящения новой церкви. Он держал в руках икону Тихвинской Богородицы – не ту, древнюю и ныне утерянную. А другую, подаренную Московской Патриархией, и нараспев произнес молитву. Затем многие люди, и старики, и молодые подходили к нему по очереди, целовали икону и получали благословение. Потом архимандрит неожиданно подошел к нему, Антону, перекрестил, взял за руку, улыбнулся, и повел внутрь часовни. За ними робко последовали Тёма и Родик.
Внутри церкви было сумрачно. Над алтарем, в небольшом резном иконостасе, архимандрит установил икону Тихвинской Богородицы.
А затем прошла большая торжественная служба. Храм не мог вместить в себя всех жителей Петровского, и потому десятки людей стояли возле распахнутых дверей и слушали басистый голос архимандрита и пение хора. Многие крестились и кланялись, были и такие, кто делал это неумело, впервые в жизни.
После завершения службы архимандрит Иоанн вновь вышел наружу и направился к двум могилам, над которыми поднимались два белых мраморных креста. Здесь были захоронены останки князей Фёдора Николаевича и Алексея Михайловича Голицыных, найденные во время раскопок фундамента старой церкви.
Здесь состоялось еще одно, второе богослужение. А третье было совершено возле невысокой каменной стелы, установленной на месте братской могилы. Архимандрит молился за всех невинно убиенных, и сотни людей с непокрытыми головами слушали его проникновенный, доходящий до глубины души голос.
На этом официальная церемония была завершена. Но люди не расходились. Они молча переглядывались, словно спрашивая друг друга, что же делать дальше. Наконец, вперед вышел высокий, седовласый старик, и смущенно кашлянув, произнес.
– Простите, люди, что вышел и говорю. Ведь не собрание сегодня, не митинг, как бывало в прежние времена на ноябрьскую годовщину. Сегодня совсем другой у нас праздник. И радостно на душе, и светло, и сердце щемит. Вот уж не думал, что доживу до этого дня…
Да уж что кружить вокруг да около! Ведь это я в тридцать девятом году рушил нашу церковь! Помню, как закладывали мы под ее стены заряды, как взорвались они – да так, что небо, казалось, на землю обрушилось! А церковь устояла, словно Бог отдавать ее не хотел.
