Однако был и новый, зловещий поворот: кредиторы покрупнее, со связями, не утруждали себя обращениями в генеральное консульство. Поскольку иностранцы вроде Фредерика уже не имели экстерриториальной протекции, привлекать к делу американских дипломатов нужды не было; теперь на все случаи хватало турецкого законодательства.
Осенью и зимой проблемы Фредерика усугубились. Закрыв на сезон «Виллу Том», он стал пытаться спасти свое финансовое положение, сосредоточившись исключительно на «Максиме». Но 26 сентября 1926 года открылось «муниципальное казино „Йылдыз”», как оно теперь называлось. Открылось не только с помпой, приличествующей его размеру и блеску, но еще и с официальной поддержкой со стороны городской администрации, что сделало из этого еще более громкое событие городской ночной жизни. Были разосланы приглашения от имени префекта Константинополя, и его помощник присоединился к Серра, чтобы поприветствовать шестьсот гостей у входа во дворец и перерезать ленточку в знак открытия игорного салона. Пришел практически весь дипломатический корпус, так же как и военные и гражданские власти города, самые видные члены общества и представители Великой национальной ассамблеи – турецкого парламента в Ангоре. Несмотря на большое количество собравшихся, дворец был столь просторен, что его переполненности не ощущалось. Казино имело мгновенный успех: мужчины и женщины собирались вокруг шести столов для игры в баккара и четырех столов с рулеткой, установленных в помещении, которое один журналист назвал, «возможно, самым роскошным игровым залом в мире».
Азартные игры сделали муниципальное казино «Йылдыз» уникальным местом города, но было там к тому же и все то, чем был знаменит «Максим», и даже в большем количестве – прекрасные рестораны, бары, чайные, черные джаз-банды, танцы днем и балы после ужина вечером, эстрадные представления и огромный, прекрасно иллюминированный парк с видом на Босфор, где каждый мог гулять, ездить верхом, стрелять, играть в теннис. Притом «Йылдыз» работал каждый день с 16:30 до 2:00 ночи и даже дольше; там регулярно проводились пышные торжественные мероприятия; а в довершение всего заведение имело пятнадцать автомобилей для перевозки гостей из дома и из центра города и обратно.
Деньги лились рекой. За первый год работы казино, по некоторым оценкам, заплатило городской администрации 130 000 т. ф., что равнялось бы сегодня почти 3 миллионам долларов; это значит, что синдикат Серра заработал 20 миллионов. «Йылдыз» совершенно затмил «Максим», и клиенты Фредерика начали покидать его в самое неподходящее время. Он пытался держаться, но ничего из предпринятого им не срабатывало – даже торжественные мероприятия, что были исключительно прибыльны в прошлом и которые теперь оказалось очень трудно организовывать. Он объявил о «первом большом гала-представлении» сезона с «балом зонтиков» лишь 18 декабря 1926 года; следующее подобное мероприятие, включавшее в себя бал-маскарад, было только через два месяца, 17 февраля.
Помимо тяготивших его долгов Фредерик был еще обеспокоен новыми и постоянно меняющимися правовыми ограничениями, налогами и взысканиями. Это подчеркивал один англичанин, посетивший Константинополь в 1927 году: «Препятствия ставятся на пути всех иностранцев, ведущих сегодня в Турции коммерческую деятельность. Штрафы налагаются под самыми надуманными предлогами, и всякий раз возмещение вреда сопряжено с бесконечными тяжбами в турецких судах». Что же до самой правовой системы, то «законы и постановления принимаются так быстро, что никто за ними не поспевает». В начале того же года Константинополь захлестнула волна строжайших ограничений, нацеленных на предприятия вроде «Максима». Губернатор провинции огласил запутанные правила относительно того, кто мог и кто не мог посещать публичные танцы, танцевать вместе и брать уроки танца. Спустя неделю сотни кабаре были закрыты, потому что так или иначе, в том или ином отношении нарушали существующие постановления.
* * *
Последний раз мы видим Фредерика и его «Максим» в печальный момент, но этот момент проливает свет на то, что же пошло не так. Карл Грир, предприниматель средних лет из Огайо, совершавший большую поездку по восточному Средиземноморью, в конце апреля 1927 года посетил в Константинополе и сравнил три ночных заведения. Первое было рядом с генеральным консульством и называлось «Гарден-бар», и он описал его как «единственное процветающее кабаре» в городе. Грир заключил, что оно было успешно потому, что там не было «платы за вход или чего-то подобного» и туда приходили самые разные клиенты – от транжир, готовых заплатить сотни долларов за бутылку французского шампанского, до скупердяев, пришедших на выступление и растягивающих один стакан лимонада на целый вечер. Вторым местом был «Максим», который Грир охарактеризовал как «гораздо более нарядное заведение, чем процветающий „Гарден-бар”». Но, несмотря на свой щегольский антураж, он показался Гриру «удручающим» зрелищем, потому что «танцевальная площадка стояла пустой, а ужинающих было меньше, чем музыкантов в развлекающем их оркестре». Гриру было совершенно ясно, что случилось: заработав «огромную сумму денег во время оккупации», Фредерик больше не мог привлекать свою бывшую клиентуру и был теперь «в болезненном процессе потери всех своих доходов». Третье место, которое посетил Грир, – то, куда переместились константинопольские «сливки общества», – казино «Йылдыз», и оно потребовало всего его запаса превосходных степеней: «Достопримечательность среди курортов Востока, если не целого мира… поистине восточное величие… игровой зал, в сравнении с которым любое казино Французской Ривьеры выглядит чем-то заурядным». Он также отметил показательную деталь: вокруг столов казино «Йылдыз» было «триста игроков». Короче говоря, той ниши, которую занимал в ночной жизни города Фредерик, не стало, и он был в западне, не мог приспособиться. «Максим» не мог соревноваться с блеском и аттракционами «Йылдыза», но Фредерик не мог и позволить себе сделать «Максим» доступнее – из-за размера своего долга.
В конце концов он решил бежать. Где-то в начале мая 1927 года, всего через несколько дней после того, как Грир наблюдал последние вздохи «Максима», когда кредиторы уже хотели добиваться его ареста, Фредерик поспешил в Ангору, надеясь, что там его не достанут. Расстояние от Константинополя составляло примерно 300 миль, и поезд полз почти целый день, подолгу задерживаясь на станциях. Это была как будто гротескная пародия на побег Фредерика из Одессы восемью годами ранее. Его последняя надежда была призрачна, он сам, конечно, это прекрасно знал. Но прежде ему удавалось избежать беды, и он был готов попытаться еще раз. Ему теперь было пятьдесят четыре, и это должно было быть нелегко.
Новая турецкая столица создавалась из древнего, но глухого городка в засушливой и холмистой центральной Анатолии, население которого в 1927 году составляло всего 74 тысячи человек. Однако по мере того, как республика расширяла свои бюрократические институты и предоставляла большие возможности предпринимателям, он быстро рос. Фредерику удалось найти «видного» жителя, Мустафу Феми-бея, владельца недвижимости на холмах Енишехира у Чанкая-роуд с прекрасным видом на целый город. Их общий план – что вполне предсказуемо – состоял в том, чтобы превратить это место в «чудесный летний сад», вполне «современное заведение» с «рестораном невиданной роскоши» под названием «Вилла Джан». Приближался летний сезон, следовало торопиться. В силу своих известности и компетентности Фредерик, естественно, должен был отвечать за сооружение нового сада, его организацию и дальнейшее управление им.
