Рыночная площадь Искандара. Да, это была снова она, с ее вечными запахами, шумом, суматохой. Я посмотрел вниз и увидел все те же хорошо знакомые мне ковры. Изумленный увиденным, я сел на землю и мгновение спустя понял, что снова уверенно чувствую себя в привычной мне жизни. В моих руках по-прежнему остается волшебная шкатулка, на мне мои привычные, видавшие виды одежды, вокруг мои старые добрые ковры. Я перевернул верхний ковер и увидел на его обратной стороне пятна, оставшиеся после падения этого идиота Дорка, в результате чего погибли славные марзакские жуки. Видимо, я никуда так и не уходил с этого места. Я снова вернулся к самому началу, вернее, к одному из бесчисленных начал, к реальности внутри реальностей. От мыслей о них у меня закружилась голова. Как там Синдия? Что с Тах? Где Абрина?
– Мастер Корвас! – услышал я доносившийся откуда-то издалека голос безмозглого Дорка. Впрочем, у меня совершенно нет времени, чтобы обращать внимание на этого дурака. Мне сейчас нужно побыстрее разобраться в случившемся. Так, значит, я никогда не покидал искандарского рынка? Неужели я куда-то уезжал и снова вернулся на прежнее место? Боги потратили слишком много времени на меня, безвестного торговца коврами.
А как же омергунты? Существуют ли они в моей реальности? А иланийцы и корабельная команда «Шелкового призрака»?
У меня есть волшебная шкатулка, свидетельство того, что со мной приключилось. На ней по-прежнему выцарапана буква «X», поэтому Кер все-таки умер в форте Бро, а меня убили там же... а все остальное также случилось... а может быть, и нет. Полагаю, что это зависело от того, где и когда находились действующие лица этих событий.
Где-то и когда-то я был вместе с Абриной.
– Корвас, – пробормотал я, обращаясь к Корвасу – обитателю той, другой реальности, – ты никогда так и не узнаешь, насколько тебе повезло.
Я снова посмотрел на шкатулку, затем на возвышавшийся на вершине холма Нантский храм. А что же Синдия? Какова судьба жрицы Нантского храма? Существовала ли она вообще? Существует ли сейчас? Будет ли существовать в будущем? Кем же она была – богиней, призраком, видением, вызванным моим нездоровьем, или же живой женщиной из плоти и крови, обитающей в моем мире? Мне нужно поговорить об этом с кем-нибудь еще.
Я почувствовал какое-то шевеление в моем кармане. Это были три оставшихся в живых марзакских жука. Я извлек их на свет божий и поместил на груду ковров.
– Простите меня, мои друзья, но мне кажется, что нам пора оставить наши проделки и удалиться на покой. Поищите себе какое-нибудь более уважаемое занятие.
Амрам, Тирам и Ирамирам слушали меня, скрестив последние ножки и печально опустив усики.
– Хорошо. – Я вытянул вперед руку, и славная компания послушно вскарабкалась на нее. Что ж, может быть, я займусь разведением – с присущим мне размахом – этих проворных марзакских жуков из Дизивиды – если они, конечно, на самом деле существуют в моем мире.
Кое-что вспомнив, я поднялся на ноги.
– Мне пора идти. Волшебник Йоркис может появиться здесь в любую секунду вместе с отрядом королевской стражи.
Я собрался было направиться к Нантскому храму в надежде отыскать там Синдию. Перед моими глазами возник искаженный облик искандарского рынка, нечто вроде миража, возникающего в жаркий день, когда в воздух устремляется зной от раскаленной солнцем мостовой. В ореоле летнего марева возникли две фигуры в красных мундирах. Они загородили мне дорогу и схватили за руки. Третий гнусно ухмыльнулся, и я узнал в нем пресловутого Пагаса Шэдоуса.
Как только я увидел его уродливое лицо, я вспомнил молитву, которую произнес в Нантском храме вскоре после того, как Синдия сообщила мне, что волшебник, которому я попытался продать «живой» ковер, был Йоркисом, тестем Пагаса Шэдоуса. Да спасут меня всемогущие боги!
Все то, что последовало далее, явилось откликом небес на мое страстное обращение ним.
– Ты заставил меня начать настоящую охоту за тобой, Корвас! Моя повелительница, должно быть, выпила до капли силы нескольких искандарских волшебников, задействовав их мощь для того, чтобы отыскать твой след. Но теперь ты мой!
Я пожал плечами:
– Но теперь-то тебе должно быть известно, что твоя цель – бессмысленна.
– Те силы, которыми ты обладаешь, станут прекрасным подарком для моей повелительницы.
– Единственная сила, которой я обладаю, доступна и всем остальным.
– Но эта сила куда мощнее той, которой обладаю я.
– Нет, ты не прав. Она намного больше того, чего осмеливаются просить твое мужество и твоя скромность.
Шэдоус удивленно фыркнул:
– Наверное, это нечто большее, чем твоя шкатулка. – Он взял шкатулку и, сняв прикрепленный к ней ремень с моей шеи, удовлетворенно кивнул. – Я отберу у тебя твои силы, Корвас. Медленно и мучительно. У меня есть замечательный палач по имени Квааг. Он умелый и терпеливый мучитель и способен при помощи своих удивительных инструментов отыскать и уничтожить каждый нерв в твоем теле, один за другим.
– Прекрасно, – рассмеялся я, – сколько же таких нервов может оказаться?
– Миллионы. Для того, чтобы уничтожить их все, понадобится целый год.
Шэдоус повернулся ко мне спиной и направился к ожидавшей его карете. Двое стражников потащили меня вслед за ним. Никто из находившихся в эту минуту на рынке людей не осмелился вмешаться в происходящее и даже побоялся смотреть на нас, опасаясь привлечь к себе внимание гетеринцев. Меня бросили внутрь кареты лицом вниз. Шэдоус и двое его подручных наступили ногами мне на спину и рассмеялись гнусным смехом, когда карета двинулась с места и покатила дальше.
Я задумался над тем, собираются ли боги вмешаться в происходящее и вытащить меня из сложившейся ситуации. Впрочем, подумал я, они могут вообще не проявить ко мне никакого интереса. Нежности душки Кваага могут оказаться чем-то таким, что открыло бы богам глаза на то, что нужно хоть как-то облегчить мою участь. Смогу ли я найти в себе силы, чтобы вытерпеть целый год ежедневных, нескончаемых, невыносимых мучений? Смог бы я найти в себе силы, чтобы попросить небеса даровать мне мужество?
Что ж, подумал я, вера, которая не подверглась испытаниям, вовсе и не является верой, а становится лишь мнением.
ГЛАВА 35
Когда я оказался в темнице, расположенной под королевским дворцом, в ноздри мне сразу ударил запах раскаленного железа. Я стоял лицом к лицу с самой опасной женщиной в мире – женщиной, повинной в смерти моего отца, кровавым воплощением ужаса, верховной жрицей Гетеринского храма, верховной жрицей Священного Огня, Третией, личным советником короля, всесторонне жестокой и безжалостной личностью. Хотя в ее лице нельзя было прочесть даже малейшего намека на доброту, оно несло на себе печать красоты совсем иного рода. Меня оно наводило на мысль о красоте тигрицы или змеи. Вызывающей восхищение с безопасного расстояния, но нагоняющей жуткий страх вблизи.
