– Упс! Извини, задумалась.
– Ну что, хочешь? – оглянулась Ангелина.
Барабашкин кивнул.
– Боже мой, как у вас тут хорошо! – воскликнула женщина-фея, запивая свой восторг маленькими глотками зеленого чая с жасмином. Ее окружали сказочные растения, у ног журчал ручеек, а где-то над головой пели птицы.
Аля сидела рядом на диванчике.
– Жаль, что Юрий Прокопич не согласился прийти, – искренне пожалела фея.
– Пф-ф! – чуть не выплеснула свой чай Аля, услышав отчество строгого мужчины. – Прокопич? Сколько ему лет?
– Ну, правильнее будет Прокопьевич, – поправила ее фея. – Ему тридцать пять.
– А ну в таком возрасте человеку полагается быть серьезным, – нарочито вздохнула Аля.
– Да что вы! – махнула пухлой ладошкой фея. – Он очень добрый человек, очень заботливый и нежный! Это напускная серьезность.
– Да-а-а, – подозрительно посмотрела на нее Аля.
– Дома? – Аля уже не скрывала своего изумления.
– А что? А! – хлопнула себя по округлой коленке фея. – Конечно! Откуда вам знать, – и засмеялась звонко, мелодично, и этот смех был так хорош, что птичьи трели просто поблекли на его фоне. – Он мой муж.
– Ах! – Аля чуть не выпустила чашку из рук.
– И дети?..
– Да, двое.
– И девочка, – фея улыбалась мило и нежно.
«Да, – подумала Аля, – наверно, именно такие жены и должны быть у сильных мира сего. Иначе никак».
19
Еще издали Барабашкин увидел ту самую березу, поверженную стихией. Верхушка ее была заметена снегом, но средняя большая часть ствола возвышалась над сугробом, образуя своеобразную скамью, на которой сидела Липа. Рядом, устремив свои острые носы в небо, торчали лыжи. Липа сидела спиной к Барабашкину, ее взгляд был устремлен вниз: с сопки, на которой они находились, хорошо был виден весь поселок.
– Что тебе нужно? – спросила она, не оглядываясь.
– Ничего, – растерялся он.
– Врешь! Зачем ты пришел сюда? Кто тебе сказал? – Она вскочила на ствол березы, развернувшись к Барабашкину лицом. – Ты решил окончательно отравить мне жизнь?
– Да нет же. – Барабашкин подошел ближе, ступая широкими охотничьими лыжами, доставшимися ему от отца, по проторенной ею лыжне. – Я изменился. Я больше не…
– Поздравляю, только что мне с этого? – Она встала на лыжи.
– Зачем ты, я же только добра… я же защищать тебя могу…
– Защищать? – Она зло улыбнулась. – Добра хочешь? Раз так, сделай милость – оставь меня в покое! И никогда, слышишь, никогда не подходи ко мне! Мне не нужна тень! – легко оттолкнувшись палочками, она вихрем спустилась с сопки, оставив Барабашкина, полного смущения и недоумения, позади.
Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя. Зло выругавшись, сверкая глазами, он ринулся с сопки, остервенело работая руками, едва удерживая равновесие. Ветер свистел в ушах, когда он спускался вниз. Он быстро нагнал Липу – та, видимо, не ждала погони, стояла, любуясь тонким, как паутина, березовым лесом, когда он сбил ее с ног.
Первое, что увидел Барабашкин, открыв глаза, было ее лицо, точнее, губы, которые прошептали: «Ненавижу!» Лицо он увидел, слегка отстранившись. Он лежал на правом боку, она на левом. Они лежали лицом друг к другу.
– Ты сломал мои лыжи, – процедила она сквозь зубы, уткнувшись в бездонную синеву неба.
– Больше я, надеюсь, ничего не сломал? – Он разглядывал ее профиль.
– Думаю, нет. – Она протянула к небу руки, разглядывая варежки.
– Извини.
– Чего ты хочешь? – Она сложила руки на груди.
Он растерянно заморгал глазами.
– Я не могу тебе вернуть твоего отца.
– И не надо. – Он сел и принялся ослаблять крепление.
– Так что же ты хочешь?
– Не знаю. Может быть, прощения.
– Прощения? – Она поднялась, пошатываясь, скинула с валенок обломки лыж, и сразу же ноги ее ушли глубоко в снег.
– Я был не прав. Я не должен был…
– Да брось. Я, наверное, вела бы себя так же.
– Что?
– Не у одного тебя проблемы. Забудь. – Липа двинулась в сторону поселка, рассекая снег ногами, как речную гладь.
Барабашкин, подобрав ее и свои палки, схватив свою чудом уцелевшую пару лыж, последовал за ней:
– Значит, ты не злишься больше?
– Нет.
– Простила меня?
– Угу.
– А…
– Тебе этого не достаточно? – огрызнулась она.
– Достаточно, – буркнул он.
Больше они не сказали друг другу ни слова – так и шли молча до самого поселка, а там их дороги разошлись: Липа пошла в одну сторону, Барабашкин в другую.
20
Аля остановилась пропустить машину. Чья-то крепкая рука мгновенно обвила ее талию. Аля вздрогнула, повернулась в сторону нахала.
– Быстрее, быстрее, Альбиночка, – промурлыкал тот ей на ухо, – опаздываем! – и, прижав к себе, повлек ее через дорогу к школьной аллее, да так быстро, что она едва успевала передвигать ноги.
«Опять он, этот плотник-Наполеон!» – разочарованно закатила глазки Аля, увлекаемая мужчиной к школьному крыльцу.
– Как же это мы с вами совпали сегодня? Никогда не совпадали, а тут!! – мурлыкал он ей на ходу. – Буду теперь знать, когда вы приходите!
«Этого еще не хватало!» – подумала, натянуто улыбаясь, Аля.
– Вот и пришли, – открыл он перед ней дверь.
– Ах-а, – проскользнула она в просторное школьное фойе. – Удачи!
– И тебе… и вам удачи, – закивал он, прищурившись и широко улыбаясь.
По пути в свой кабинет Аля забежала к Зарине. Та готовилась к занятию.
– Нет, ты представляешь, я его уже боюсь! – воскликнула Аля, едва прикрыв дверь.
– Кого?
– Да нахала этого, плотника, будь он неладен! – бухнула сумку на стол.
– Плотника?
– Он везде, понимаешь, везде! Даже в столовой! У меня скоро несварение от этого будет! Только и слышу «Альби-и-иночка! Альбиночка-а-а!»! Бр-р-р! – села на стул перед зеркалом, сняла шапочку и принялась поправлять прическу. – Он хоть своими обязанностями вообще занимается? У меня такое впечатление, что его работа – преследовать меня!
– Наверное, ты просто ему нравишься.
– Ага, и Люся из столовки тоже!
