Я потерял дар речи и просто ждал. Кажется, в любую минуту я могу превратиться в соляной столб. Даун наклонила голову и, облизав левую грудь, посмотрела на меня.
– Это называется «материнское молоко». Вторая – для тебя.
Я инстинктивно оглянулся на бисерные занавески. Повезет же мне, если в тот момент, как я буду слизывать шампанское с груди восхитительной женщины, зайдет помощник официанта с кофе.
– Я буду приглядывать, – успокоила Даун, и я склонил голову.
Даун целовала мой затылок, а я кружил языком вокруг ее безупречного розового соска. Наконец она подняла мою голову, заглянула мне в глаза и сказала:
– Видишь, Талли, требуется всего лишь капелька воображения.
Я хотел заказать галлон мороженого и ящик шампанского, утопить ее в нем, замуровать вход и облизывать ее грудь вечно – но в этот момент занавески распахнулись.
– Вот вы где, – воскликнула Ноэль-Кристмас, даже не обратив внимания на компрометирующую позу, в которой она нас застукала.
Я выпрямился, будто кол проглотил, взял салфетку и начал вытирать молочную жидкость с лица. Ноэль-Кристмас изъявила желание сесть, я поправил брюки и сделал безуспешную попытку встать.
– Люблю мужчин с хорошими манерами, – бросила Даун, небрежно застегивая блузку.
– Ну, момент настал, – объявила Ноэль-Кристмас.
– Какой момент? – не понял я.
– Начинается вечеринка! – В дверях показалась голова Ренальдо. Он вошел и тут же обхватил Ноэль-Кристмас за талию.
– Ренальдо, скажи, в чем большой секрет, – взмолилась она.
– А что мне за это будет? – спросил Ренальдо развратным голосом.
– Я, – ответила Ноэль-Кристмас и провела языком по его щеке.
– Это грандиозная пенная вечеринка, – сболтнул Ренальдо.
– Обалденно! – взвизгнула Ноэль-Кристмас.
– А что такое пенная вечеринка? – поинтересовался я.
Ноэль-Кристмас уставилась на меня, будто я просил сформулировать закон ядерного расщепления.
– Талли, – сказала она – Ты что, с луны свалился? Пенные вечеринки – это это. Типа, представь себе водопад, ага? – Она сделала паузу и посмотрела на меня выжидающе.
– Понял, – сказал я.
– А теперь представь воздушную, приятную, скользкую, пахнущую «пинья-коладой» пену. Она струится по твоему телу, и все сталкиваются друг с другом.
– Вроде как кубики льда в блендере?
– Талли, ты бесподобен, – воскликнула Даун.
– Тогда, дамы, – ответил я, – отведите меня в ваш блендер.
30. Плавучий ковбой
Ренальдо усадил нас в красный «кадиллак» 58-го года, и мы отправились на вечеринку. Даун откуда-то достала еще одну сигарету с марихуаной, на сей раз – с тампон толщиной, и мы раскурили ее по дороге – к восторгу водителя Ренальдо. Он поставил Боба Марли, и мы во все горло заорали «Одна любовь»,[116]не попадая в ритм и истерически хохоча. Меня не покидало ощущение, что я попал в кино – только в кино парень вроде меня мог очутиться в одной машине с такими девушками, как Даун и Ноэль-Кристмас.
Ренальдо вышел из машины, его моментально окружила толпа и, подняв долгожданного спасителя на руки, отнесла к месту вечеринки. Девушки объявили, что идут переодеваться.
– Ты классно выглядишь. Зачем?
– Затем, что так делают все девушки, – отрезала Даун.
Эдвард и Ренцель собирались на пляж и звали меня с собой. Я вежливо отказался и побрел к месту действа – от шампанского и ганджа меня колбасило так, как никогда в жизни! На пальме у ворот висело объявление: «ЛЮДЯМ С ОСОБЕННО ЧУВСТВИТЕЛЬНОЙ КОЖЕЙ ИЛИ КОЖНЫМИ ЗАБОЛЕВАНИЯМИ ПЕРЕД ПОСЕЩЕНИЕМ ПЕННОЙ ВЕЧЕРИНКИ НЕОБХОДИМО ПРОКОНСУЛЬТИРОВАТЬСЯ С ВРАЧОМ».
Мой штурманский талант здорово пострадал от травки и шампанского, но в итоге мне все-таки удалось сориентироваться в бурлящем море людей и найти бунгало Арчи. Все вокруг разительно переменилось. Замок-батут, который я видел днем, превратился в эпицентр. С двух сторон к нему примыкали огромные надувные бассейны. В центре каждого возвышался шестиметровый пенис. Вокруг были расставлены колоссальных размеров динамики. Народ в переполненных бассейнах отрывался вовсю.
– «Тряси, тряси, тряси. Тряси, тряси, тряси. Тряси своим добром»,[117]– пел я вместе с «Кей-Си».
Вернулись девушки. Ноэль-Кристмас была одета в трусики-бикини (не больше гигантского пластыря) в стиле милитари и коротенький топ. На ее груди стекляшками было вышито слово «СУКА». Когда она повернулась, выяснилось, что сзади написано «БОГИНЯ».
– Этот прикид олицетворяет мою расщепленную личность. Ну, знаешь, типа когда у меня месячные на вечеринке.
– Как сегодня, например? – спросил я.
Ноэль-Кристмас хихикнула и мне в лицо брызнуло шампанское, которое она глушила прямо из бутылки.
– Нет, глупенький, сегодня у меня только овуляция.
– Это женские дела, – пояснила Даун.
– Ты похожа на Барбареллу,[118]– сказал я, оглядывая вечерний наряд Даун.
– А кто это? – спросила она.
– Неважно. Я опять выдал свой возраст. Скажем так: в устах мужчины моего возраста это величайший комплимент.
– Принимаю.
– Значит, мы навели мосты между поколениями? – спросил я.
Я разглядывал облегающее розовое бикини, просвечивающее сквозь полупрозрачную накидку Даун.
– Этот купальник выглядит как нарисованный, – сказал я шутливо.
– А он и есть нарисованный, – ответила она, положив руку мне на плечо и прижавшись ко мне бедрами. Она взяла мою руку и провела ей по лифчику бикини – вместо ткани я прикоснулся к ее голой коже.
– До чего техника дошла! – сказал я.
И тут по толпе словно пробежал ток: Ренальдо, облаченный в длинные шорты и смокинг, забрался на сцену. Из спины у него торчал гигантский плавник.
– Пойдем, кахуна, – сказала Даун, хватая меня за руку.
– Вы, девушки, делаете это каждый вечер? – выдавил я.
– Нет, только по выходным, – ответила Ноэль-Кристмас. Она схватила меня за другую руку и потащила в толпу.
В качестве маяка во всем этом безумии я наметил для себя татуировку в виде розы ветров, украшавшую ее поясницу чуть выше трусиков.
