— А какую роль играла доктор Кин?
— Она на пару с Марком Каннингемом выполнила, так сказать, базисную часть работы. Кин подбирала подходящие семьи и оставалась с ними на связи, готовая ответить по первому требованию. Каннингем же следил за проводимыми испытаниями и также поддерживал связь с семьями.
Они проговорили еще два или три часа, не замечая, как бежит время. Кэтлин рассказала Бену все, что с ней приключилось, и подробно выспросила его обо всем, что он знал, пока отдельные детали не сложились в полную картину.
— Что будет дальше с Сандером и его другом Джейми?
— Я хочу помочь Сандеру получить стипендию в частной школе. Седрик тоже предложил свою помощь, и я убедил его, чтобы он открыл стипендиальный фонд для школьников из социально необеспеченных семей.
— Это хорошие новости!
— А вот у Джейми дела обстоят неважно. Некоторое время его еще подержат в больнице. Доктора теряются, не зная, как исправить вред, нанесенный так называемой вакциной, которую он получил.
— А что будет с родителями? С родителями Джейми и других детей, которые участвовали как подопытные в испытаниях препарата?
— Этим займутся юристы. Инспектор Риз, правда, уже не ведет это расследование, но он дал понять, что прокуратура Эдинбурга ревностно взялась за дело и позаботится о том, чтобы родителям это так просто не сошло с рук.
Кэтлин печально кивнула.
— Такой молодежный центр мог бы стать очень хорошим делом, — сказала она задумчиво.
— А вас бы это заинтересовало? — спросил Бен.
Она приняла его вопрос за шутку.
— Нет, я серьезно. У отца моей подруги большая фирма. Печенье и всякое в этом роде. Он хочет взять этот фонд в свои руки. Фирма «Дункан Ливингстон фармасьютикс» закрывается. Так решил Седрик.
— Отец вашей подруги? — не поняла Кэтлин.
Бен рассмеялся:
— Его фабрика печенья растет и расширяется, а главное, он подыскивает достойное занятие для будущего зятя. То есть для меня, — пояснил он, подмигнув.
— Отныне вы будете руководить фондом?
Он помотал головой:
— Его бы это устроило. Но после выхода моей статьи об этом деле у меня просто нет отбоя от предложений. Сейчас я могу выбирать, чем мне заняться в ближайшее время. А я не буду спешить и сперва хорошенько подумаю.
Кэтлин посмотрела на него долгим взглядом, и он стойко выдержал его, не отводя глаз.
— Вы хотите наконец-то осуществить свою заветную мечту?
Он улыбнулся.
— Вашему тестю это не понравится.
Он пожал плечами:
— Я сам еще не знаю, хочу ли я жениться. В ближайшие дни мне придется как следует обо всем подумать. Но сделанное вам предложение по-прежнему остается в силе, — сказал Бен, переменив тему. — В этом отношении пока что ничего не меняется.
На нее вдруг накатила усталость.
— Я уже не знаю, зачем мне тут еще оставаться, — промолвила она тихо. — С другой стороны, я не знаю, куда вообще мне податься.
Бен встал и кивнул ей на прощание:
— Приятно видеть, что я не единственный, кому предстоит задуматься над своим будущим. Завтра я вас снова спрошу. О’кей?
Она невольно рассмеялась:
— О’кей.
Когда он ушел, ее одолел сон, а когда она снова проснулась, за окном было уже темно.
Остаться и работать в благотворительном фонде, подумала она, и эта мысль ей понравилась, хотя признаваться в этом Бену она не собиралась, пока не пройдет хотя бы неделя. Она приподнялась на кровати и включила свет. Возле кровати стояли цветы. Уж не Риз ли решил наконец перед ней извиниться? Или, может быть, Дженна, сестра сержанта Керра и хозяйка паба «Мертл Инн», преодолевшая былую антипатию к Кэтлин и решившая повернуться к ней своей хваленой доброй стороной? Или Ленни, в приливе доброжелательности? Кроме них, она тут никого не знает.
Она поискала, нет ли записки, но ничего не нашла. Наверное, цветы подарил Бен, а сестра принесла их в палату, когда Кэтлин спала. Она спустила ноги с кровати и стала ждать, когда перестанет кружиться голова. Затем встала и осторожно прошлась взад и вперед по палате.
Ее место в Лондоне. Там она родилась и выросла. Почти всю жизнь она провела в этом городе. Там ее мать. Может быть, она станет почаще навещать ее в больнице, но может быть, и нет.
Разве Лондон не полон для нее горьких воспоминаний? О Вэл, о своем неудачном замужестве? Но воспоминания есть и здесь, и она знала, что они всюду будут следовать за ней. Избавится ли Софи Нес бит от воспоминаний там, в Новой Зеландии? Сомнительно!
Если вернуться в Лондон, надо будет искать работу. Деньги, которые она получила после развода, почти закончились, а в пожаре погибло все ее имущество. Получит ли она что-то по страховке? Может быть, нужно потребовать возмещения ущерба? При одной мысли о предстоящей бумажной волоките и хождении по разным инстанциям у нее загудела голова. Лучше об этом не думать. По крайней мере пока.
Она подошла к окну и устремила взгляд в темноту, там светились окна, уличные фонари и автомобильные фары. Ей вспомнилось вдруг чувство свободы, которое она ощущала в первые четыре недели во время утренней пробежки по берегу Лох-Катрин. Этого чувства она прежде не знала. Может быть, прислушаться к нему и остаться здесь? Что она от этого потеряет?
В дверь тихонько постучались, но никто не вошел. Из коридора послышались голоса — двое мужчин. У нее сжался желудок, хотя она знала, что находится в безопасности. Снова постучали, на этот раз энергичнее, и в палату впорхнул Ленни.
— Неотесанный мужлан! — в сердцах воскликнул Ленни.
Он тотчас же затворил за собой дверь, словно для надежности, чтобы никто не вошел следом за ним, потом символически чмокнул Кэтлин, не прикасаясь к ее щеке.
— Ты выглядишь ужасно! Неужели у тебя нет приличного платья? — сказал он, дернув двумя пальцами за широкий черный свитер, когда-то принадлежавший Вэл.
Кэтлин засмеялась:
— У меня больше ничегошеньки нет! Хорошо хоть, они тут постирали единственные вещи, которые у меня остались.
Ленни брезгливо наморщил нос:
— Все равно тут у тебя воняет. Все пропахло больницей! Ненавижу больницы!
Он плюхнулся на ее кровать, взял принесенный сестрами журнал и принялся листать.
— У тебя новая работа в Эдинбурге? — спросила Кэтлин.
— Секретарь дирекции в Доме мод, — ответил он рассеянно, погруженный в раздел светской хроники.
— Ну и как? Тебе там нравится?
— Все о’кей, — отозвался он.
— Эти цветы от тебя? — спросила она.
Он отбросил журнал и посмотрел на нее:
