— Туда, — показал Урс рукой. — Там находятся здания энеадского гражданского комплекса. Наше появление не вызовет подозрений и лишних вопросов.
— Пошли.
Они быстро двинулись в указанную Урсом сторону.
Лекс озирался, одновременно думая о словах человекомедведя.
Получается, что у него есть «врожденные способности» к «слышанию глазами», как любит говорить Марсия, или к огневидению — как сказал Урс. Спасибо. Радует. Хорошо бы только знать, что это такое…
Быть этим самым «наследником» становилось все интереснее. Но вот приятнее ли?..
— Сколько остается до момента включения маячка госпожи? — спросил Лекс на ходу.
— Больше часа, мой господин, — отозвался Урс. — И это весьма приблизительно.
— Ясно, — буркнул Лекс.
Скоро они подошли к длинному, не очень высокому и какому-то довольно корявому зданию — сплошные сталь, темное стекло и серый бетон. Никого поблизости видно не было.
— Что это? — спросил Лекс.
— Сектор гражданских коммуникаций, мой господин, — отозвался Урс. — Собственность Энеадской Республики. Вообще-то этот комплекс используется в разных целях. Главное — здесь хватает свободных помещений и есть постоянный выход как в местную информационную сеть, так и в подземную транспортную развязку. Я здесь бывал неоднократно, мой господин.
Они без особых хлопот миновали внешний пост охраны — при этом Урс, показав какую-то карточку, получил магнитный ключ, — быстро прошли через безлюдный холл, поднялись по лестнице на второй этаж и вышли в опять-таки пустой полутемный коридор.
— Здесь, — сказал Урс, открывая одну из дверей.
Фериаты и Лекс быстро зашли в помещение.
Загорелся свет. Лекс огляделся.
Довольно просторный зальчик с невысоким потолком, немного аппаратуры и какие-то тонкие решетчатые конструкции вдоль стен, зачем-то выкрашенных в красно-желтые цвета.
Фериаты быстро рассредоточились по помещению, заняв места у дверей и окон. Урс снял свой шлем, потом, бегло оглядевшись, присел на большой белый стол, на котором громоздились приборные блоки ресивера дальней планетарной связи, что-то куда-то подключил — на плоских панелях загорелась россыпь разноцветных огоньков, — отодвинул в сторону ненужные железки и принялся выгружать какие-то штуковины из полевого ранца.
— Это комната планетарной связи, — пояснил он, не дожидаясь вопроса. — Мы, как гвардейцы, имеем право ею воспользоваться. Линия гражданская, но будем надеяться, что мощности хватит.
— Для чего?
— С Цезарией отсюда мы, конечно, связаться не сможем, мой господин. Но вот если повезет, то пробьемся к скрытой базе лапифов, ну и, само собой, попытаемся установить контакт с госпожой.
И тут Лекс вспомнил о коммуникаторе Марсии.
— Так у меня же… — начал он, но Урс перебил его:
— Кстати, у вас, мой господин, должен быть коммуникатор прямой связи с госпожой Марсией, как и у всех фериатов, — сказал он. — Как только мы снимем блокировку и установим связь, то вы сможете войти в общую сеть с нами. Я потом объясню принцип подключения. Это будет для вас несколько… непривычно.
— А почему нельзя сейчас связаться с госпожой? Урс покачал головой:
— Боюсь, нас услышат слишком многие, мой господин. Будем ждать сигнала маячка.
Лекс кивнул, хотя его такие объяснения и не вполне удовлетворили: у него так и чесался палец нажать на сенсор коммуникатора.
Неожиданно он ощутил нечто, весьма похожее на укол ревности, и сам себе удивился.
Урс поднял голову и внимательно посмотрел на Лекса.
— Мой господин, — сказал он после паузы, во время которой Лекс чувствовал себя как-то странно: неловкость (подслушал мысли, что ли?), обида (понавыводила всяких зверей…), уязвленное самолюбие (а что, без них я вообще ничего не стою?) смешались в видимый внутренним зрением ядовито-зеленый клубок. — Мой господин, я установил связь с лапифами.
— И что? — туповато спросил Лекс.
— Четыре единицы полностью функциональны. Мы можем подключиться к ним.
— Подключиться? — слабым эхом отозвался Лекс.
…транспонаторы, переносы, управление… лапифы.
Начинается…
— Да, мой господин, — сказал Урс, взвешивая на огромной ладони черную металлическую штуковину (Лекс содрогнулся). — Ментальный транспонатор. Попробуете?
— Попробую, — после паузы, но довольно решительно произнес Лекс.
Урс кивнул.
— Отлично. Два слова в качестве объяснения принципа работы прибора, мой господин. Транспонатор переносит часть вашего сознания — именно часть, поскольку ваша психоматрица не вмонтирована в процессор объекта, — в псевдосознание лапифа, обеспечивая ограниченное присутствие. Под определением «ограниченное» имеется в виду, что не произойдет полного слияния субъективного и объективного восприятия окружающего мира, то есть, грубо говоря, вы не сможете осознавать себя роботом, мыслить, как он, чувствовать запахи и так далее. Вы все время будете понимать, что ваше «я» находится здесь…
— А что, может быть иначе? — почти робко спросил Лекс.
— Конечно, — спокойно сказал Урс. — Для этого и были созданы эти машины. Кроме того, вы сможете использовать коллективную генетическую память Изначальных очень ограниченно, только в плане боевых функций лапифа.
Лекс почувствовал, как по коже побежали мурашки.
— А что там есть, в этой генетической памяти? — спросил он, невольно поежившись.
— Пока этого никто не смог осознать до степени вербальной конвертации, мой господин. Я думаю, что позже вы все увидите сами. Ведь вы — Наследник. Наследник Изначальных.
Урс на секунду умолк, а потом добавил, будто про себя:
— Но самих Изначальных уже нет. И об этом надо помнить.
Лекса опять передернуло.
Он внезапно почувствовал, как окружающее пространство съежилось — все: верх, низ, поменявшиеся местами, стороны света, перепутавшиеся и свернувшиеся в тонкий жгут разновременных и разноименных расстояний — одновременно расширившись внутри его собственного, неразрушимого и ненарушимого «я»… это было знакомое ощущение, оно не раз повторялось, и не только с ним, но раньше некогда было задумываться и сожалеть, а сейчас будто два слоя Вселенной (почему два? странно… но тоже известно) разошлись в противоположных направлениях, и между ними показался зазор, пустота, и в эту засасывающую пустоту рушились люди, люди, люди… а все другое оставалось на месте, и надо было охранять — но только непонятно кого.
Неужели себя? Но — от чего?
Лекс со спокойной тоской посмотрел вокруг, подивился настойчивости дождя, царапающегося в окна, втянул ноздрями горьковатый воздух далекого подземелья и сказал:
