– Чего меня привораживать? – удивился Виктор. – Я и так ее больше жизни люблю!
– Значит, она так не думает, – рассудительно сказала Людмила и, вставив в книгу закладку, отложила ее в сторону. – У тебя никого нет?
– В смысле?
Данила почувствовал на себе взгляд матери и принялся еще усердней выводить башню в центре нарисованной им крепости.
– Ну, в этом смысле…
– Ты что, Люда, – Виктор даже замахал руками, – да на хе… да зачем мне это надо?
– Ты знаешь, – медленно сказала мать, словно что-то вспоминая, – у моей матери в деревне соседка была, вроде местной колдуньи, и я кое-что краем уха слышала… То, что ты рассказал, напоминает мне отворот.
– От кого отворот?
– От любовницы.
– Да какая бл… любовница? – начал злиться Виктор, едва сдержав крепкое словцо.
– Пойдем на кухню поговорим, – сказала мать, и взрослые вышли.
Данила, автоматически рисовавший на протяжении разговора, посмотрел на лист. На краю башни стояла маленькая фигурка в развевающихся на ветру темных одеждах. Рисовал он неплохо, и фигурка вышла очень реалистично.
Данила скомкал лист и, спрыгнув со стула, подошел к печке, отодвинул задвижку и открыл дверцу. Внутри гудело красно-синее газовое пламя, освещая побелевшие от времени и высокой температуры кирпичи. Данила бросил скомканный рисунок в раскаленное нутро печи, и языки пламени с радостью оплели крепость. Стоящая на краю башни фигурка покорежилась, черные одеяния превратились в огненные крылья. Они подхватили почти сгоревший рисунок и закружили его внутри этого маленького крематория, выталкивая горящую фигуру наружу.
Данилу передернуло, и он захлопнул печку.
* * *
Скандалы усиливались с каждым днем. Валентина превратилась в настоящую фурию, она постоянно кричала на мужа, обвиняя его в изменах. Бывший десантник долго держался, затем следовал ожидаемый срыв, и свара становилась обоюдной.
Иногда гремела перевернутая мебель, билась посуда. Отец Данилы, пытавшийся примирить брата с его женой, пару раз влезал в конфликты, но так как тоже не страдал от избытка терпения, кричать начинали уже в три глотки, причем Мечислав орал громче самих супругов. В конце концов Людмила запретила ему участвовать в этих выяснениях.
Улучив момент, когда Валентина уехала в село к своей матери, Люда спросила Виктора:
– Долго это будет еще продолжаться?
– Что ты предлагаешь? – агрессивно ответил Виктор. В последнее время он стал раздражительным и злым. Ежедневные скандалы растрепали и так не вполне здоровые после Афгана нервы, и он заводился с полуоборота.
– Успокойся и выслушай, – спокойно сказала Люда. – Не могла на пустом месте возникнуть эта истерия. Ее кто-то настраивает против тебя, понимаешь?
Виктор заскрипел зубами, но промолчал.
– Все эти заговоры, нитки, иголки в косяке – ее этому кто-то учит. Только я не понимаю причины, если у тебя действительно никого нет.
– Да нет! – заорал Виктор, не выдержав. – Нет у меня никого!
– Не ори, я здесь ни при чем. А если хочешь что-то сделать, то выясни, кто ее настропалил против тебя.
Виктор задумался и ушел в свою комнату.
В понедельник приехала Валентина, и скандалы вспыхнули с новой силой, словно в огонь плеснули добрую порцию бензина. Так продолжалось всю неделю, но через пять дней Валя снова уехала. Почти сразу после ее отъезда в комнату зашел мрачно улыбающийся Виктор.
– Люда, пошли на кухню.
Мать молча встала. Данила, возившийся с колодой, репетируя новый трюк, отложил карты и, тихо открыв дверь, пробрался в ванную комнату. Там он взобрался на стиральную машину, напоминавшую металлическую бочку с торчащим потрескавшимся шлангом, и замер возле закрашенного белой краской окошка, с другой стороны которого находилась их кухонька.
– …точно, – сказал дядя.
– Ты уверен? – в голосе матери слышалось сомнение.
– На сто процентов. Я эту суку сразу вычислил, а теперь убедился окончательно.
– Ты говорил с ней?
– Нет. Хотя еле сдержался, чтобы не зайти и не разнести там все к чертовой матери.
– Расскажи толком, что ты узнал?
– Короче, ходит она к этой гадалке почти каждый день, уже все деньги ей перетаскала…
– Какие деньги?
– Заначку нашу. Не, Люд, ты представляешь? Я пашу на заводе как проклятый, собираю, коплю, ничего себе не покупаю, а эта дура деньги к этой гребаной гадалке относит!
Взрослые замолчали. Данила не шевелился, обдумывая услышанное: «Вот оно что, тетя Валя не колдунья!» Ему сразу стало легче.
– Только это еще не все, – глухим голосом продолжил Виктор. – Я узнал, кто эту кашу заварил.
– Так еще кто-то есть?
– Есть. Хахаль ее бывший из деревни, Саша. Она с ним встречалась до меня… Это он, падла, все замутил!
– Когда она вышла за тебя замуж… – понимающе начала Людмила.
– Он решил отомстить. Вероника – гадалка эта – тетка его.
– Как ты узнал?
– Следил, – буркнул Виктор. – А что мне оставалось делать? Да и дружок помог, в милиции работает. Мы с ним под Кандагаром… В общем, навел он справки, не отказал.
– А как гадалка на Валю вышла?
– Не знаю. Подошла, наверное, на улице: «Помоги, дочка, сумки донести». А потом сказала что-то вроде: «Какая ты красивая, и муж у тебя хороший, и ребенок», а моя уши развесила: «А вы откуда знаете все про меня?» – «Так я вижу, дочка».
Виктор в лицах разыграл сцену знакомства, но веселья в его голосе не было, только с трудом сдерживаемая ярость.
– Так этот Саша из ее села?
– Оттуда. А я думаю, чего она к матери зачастила?
Послышалось бульканье наливаемой воды.
Виктор промочил горло и продолжил:
– Что ни суббота – сразу едет. А этот скот ей там мозги промывает: «Видишь, какой тебе муж попался? Возвращайся ко мне…»
– Судя по тому, что она делает отворот от любовницы, она хочет тебя, а не этого Сашу.
– Вроде так, – вздохнул Виктор. – Но сил у меня больше нет терпеть. Ночью чуть инфаркт не получил. Глаза открываю, а она надо мной с ножом стоит и шепчет чего-то!
Он надолго замолчал, а затем печально вздохнул:
– А как все у нас начиналось! Цветы, прогулки, она такая веселая была… А эти суки комбинацию разыграли, как нас с ней развести.
В голосе Виктора дрожало бешенство.
– Что делать собираешься?
В голосе матери Данила услышал беспокойство.
– Не знаю. Рассказать надо, только как? Она ведь меня слушать не захочет, скажет – выдумал все. И вообще она за последнее время сильно изменилась. Я думаю, у нее…
