позвонили и сказали, что ночью мать скончалась. Я села в машину и поехала к ней. Подъезжая к тому повороту, я сказала себе: «Ты можешь не бояться. Ее больше нет». Это не сработало, в животе опять что-то сжалось, и я поняла, что мать так сильно влияла на мою жизнь, что я не в состоянии поверить в ее смерть. Даже стоя у материнской постели и глядя на ее бездыханное тело, я будто ожидала, что она сейчас откроет глаза и велит мне подстричься поприличнее.
Только спустя почти две недели, в течение которых мы убирались в родительском доме, я перестала испытывать это неприятное чувство, поселившееся в моем животе.
В личной истории каждого из нас есть глубокие, не поддающиеся никакому воздействию переживания. И те, что связаны с нашими родителями, не исчезают после их смерти. У нашего тела есть мышечная память, а у души – эмоциональная. И борьба с этой памятью бессмысленна. Лучшее, что вы можете сделать, – это попытаться проникнуть в самую глубину своих чувств, разобраться в них, понять, что когда-то они могли сопровождать вашу жизнь, но больше они вам не нужны.
* * *
Я заметила, что любой вид горевания – как легкий, так и трудный – порой осложняется нетерпением. Вы вдруг можете подумать: «Хватит уже, пора заканчивать с этим». Мне кажется, что данная мысль – бич нашего современного общества, в котором всё должно происходить очень быстро. Когда-то я читала, что раньше нормальной длительностью горевания считался год. В этой идее есть что-то поэтичное: переживать горе по мере того, как за окном один сезон сменяется другим. Но сейчас мы ожидаем и от окружающих, и от себя самих, что уже через несколько недель после смерти близкого мы сможем как ни в чем не бывало сходить в торговый центр. Как будто всё в нашей жизни, включая горе, стало блюдом, которое готовится в микроволновке.
Человек, близкий которого заболел деменцией, впадает в очень странное состояние: он начинает горевать с того самого дня, как его родственнику или супругу диагностируют БА. Мы не привыкли жить в таком медленном темпе, но болезнь вынуждает нас измениться. Борьба с деменцией, как и попытки ускорить ее течение, не приводят ни к чему хорошему. И вам, скорее всего, придется доказывать это знакомым, которые могут вас не понимать.
Когда умер отец, на следующий день после возвращения с церемоний народного прощания, проходивших в Вашингтоне и Калифорнии, я наконец получила возможность остаться наедине со своим горем. В тот же день мне позвонила одна моя подруга и сказала: «Надеюсь, тебе уже получше и всё осталось позади». Потом она спросила, смогу ли я на этой неделе приходить к ней домой дважды в день, чтобы кормить ее котов, когда они с мужем уедут в путешествие по случаю Дня отца. Меня поразили ее слова. Я только что потеряла отца и пять дней публично выступала перед всем миром. У меня не было времени спокойно сесть и подумать о том, что со мной произошло, а на носу действительно был День отца – очень подходящий праздник для человека, у которого только что умер отец.
Я отказалась и напомнила ей о существовании платных услуг по уходу за животными; кажется, я упомянула о том, что горюю после смерти отца, но она проигнорировала мои слова. Сейчас мы не общаемся; как я уже писала ранее, вы по-настоящему узнаёте своих друзей только в самые тяжелые времена, и часто оказывается так, что им вовсе не место в вашей жизни. Кажется, что необходимость прощаться с человеком, которого вы считали другом и на поддержку которого так рассчитывали, приносит еще больше боли. Но идея о том, что природа не терпит пустоты, касается и человеческой жизни. Вы довольно быстро найдете нового друга, который будет поддерживать вас, – и порой такой человек приходит в вашу жизнь совершенно неожиданно. Трагедии, болезни и смерть кардинально меняют нас и наши отношения с другими людьми. Иногда такие изменения проходят очень непросто, человеку бывает тяжело расставаться со своими друзьями, но в итоге все эти перемены оказываются к лучшему. В какой-то момент мы заглянем в свое прошлое и поймем, что люди, которые были в нашей жизни лишними, должны были уйти и уступить место другим – нашим настоящим друзьям и близким.
* * *
Я пишу эти строки на рассвете; сегодня – годовщина смерти отца. В этот день пятнадцать лет назад клубы тумана расстилались по улицам, пока я ехала к родительскому дому на восходе солнца. Небо закрывала белая пелена, и до самого вечера было непонятно, который сейчас час. Вечером мой отец испустил последний вздох. Сегодня утром я увидела такое же белое небо, прямо как в день его смерти, и обрадовалась.
Вчера один друг спросил меня, будет ли мне сегодня тяжело. Я ответила: «Нет, в этот день мне всегда легко, моя душа полна благоговения, и я стараюсь быть ближе к Богу. Сидя у постели отца, я чувствовала, что Бог находится рядом с нами, в этой комнате». В тот день я вспоминаю спину отца, на которую я смотрела, следуя за ним на лошади по нашему ранчо. Он всегда ехал передо мной, и я постоянно пыталась придумать тему для разговора, которая заставила бы его повернуться ко мне. Я помню, как мы проводили летние каникулы на пляже, вспоминаю его сильное, загорелое тело. Хоть я и храню свои последние воспоминания о нем – о том, как он, будучи совсем слабым и беспомощным, лежал прикованный к кровати, – я не обращаюсь к ним в этот день. Вот что время делает с горем: оно убирает из него печаль и боль, оставляя лишь счастливые воспоминания. В вашем сердце по-прежнему остается сожаление, но оно лишь малая часть вашего богатого опыта. Попытки избежать горя или полностью избавиться от него – бесплодны. Я заметила, что люди, живущие в гармонии с самими собой, – это те, кто способен спокойно переносить горе – свое и чужое – и воспринимать его как неотъемлемую часть человеческой жизни.
Одна подруга как-то сказала мне, что на приеме у психотерапевта, с которым прорабатывала очень болезненный период свой жизни, она не сдержала своих эмоций и воскликнула: «Почему это со мной происходит?!» Врач ответил ей: «Потому что вы – живой человек».
* * *
Мы все были частью великого горя, масштабы которого во много раз превосходили размеры наших личных трагедий. Когда мне было одиннадцать лет, убили президента Джона
