идёт, каждый солдат на счету, тем более рядом с теми, кто в первом эшелоне наступает, кроме ротного, офицеров, по сути, больше и нет».
Получается, что ротный глаза на эти безобразия закрывал?
«Это война, он мог и не видеть многого, у него есть задача и у него есть люди, которых нужно сберечь, а стучать у нас было не принято, да и Леньку все любили, свой парень был.
То есть вы тоже это не осуждаете?
«Я осуждаю беспричинную и немотивированную жестокость, а когда война у человека забрала всё, что он любит, когда на его глазах немцы ребят штыками в брюхо кололи, откуда здесь гуманизму взяться?
Пойми, не всем дано сохранить там рассудок, война меняет людей, некоторых до неузнаваемости и бесповоротно. Кто-то в себе держит, а потом ушёл от глаз подальше и застрелился, кто-то смерти начинает искать, кто вокруг виноватых ищет, а кто - то, вот так как Лёнька…»
А дальше с ним, что было? Также продолжал свои «художества» и наслаждался местью?
«Дальше, после Нарвы, бои очень тяжелые были, у нас несколько полков в окружение попали, потери были большие. В тех боях Лёнька и пропал без вести. Дивизию отвели в город Сланцы на переформировку.
Для меня Лёнька навсегда остался, добрым и умным парнем, каким я его знал до госпиталя. Надеюсь, что где-то на небе он встретил свою Таню из санитарного взвода и они обрели покой. А тот - другой Лёнька, так это не он, война виновата, всё она - сука…».
25.07.1995г. г. Санкт Петербург.
Интервью брал Охохонин И.В.
Когда дочитал, понял насколько сильное интервью получилось, интересно, а сам то журналист понял с каким фундаментальным человеком общался?
Да уж, хапнул мужик лиха, повевал так повоевал. Может скинуть Бирхоффу, пусть почитает, как его камрады бензин хлебали? Каким бы он не был эрудированным и с гибким умом, всё равно, для него это будет «русским варварством», безумием и «не конвенциальной войной». Ну, то есть, как обычно, из серии: «вы не поняли, это другое».
Европейскому нацику не понять, что есть грань между тем, когда человека довели до такого состояния, забрав у него всё дорогое и близкое ему и тем, когда молодые и здоровые лбы приехали, пришли, прилетели на нашу землю и сплошь и рядом демонстрировали немотивированную жестокость, потому что — могли! Потому что мы для них недочеловеки.
Интересно, а сейчас где этот Охохонин? Работает ещё, пишет? Нужно навести справки, узнать, если жив, то найду. Для интернета и денег — не существует преград и частной жизни.
Глава 23
Можно сказать, что мне подфартило. Погода в августе стояла не ахти, почти каждый день поливали дожди, но моих напарников это не смутило, и они решили посвятить, отведённый нам выходной, активному отдыху. Юра решил поехать покупаться на озере, напился холодного, пенного и разливного, в результате — переохладился, простыл и валялся с высокой температурой на съёмной хате. Дамир «выступил» не лучше, решил искупнуться в финском заливе — подцепил какую — то заразу, покрылся сыпью и не слазил с «горшка». Оба «выбыли из строя», как минимум, на неделю.
Теперь у меня были развязаны руки, и я мог заняться своими делами и «незакрытыми гештальтами», которые множились с каждым днём, с момента, как влез в этой дело. Первым делом, поехал на место последнего нашего «копа», к погибшим бойцам — Юре Лепестку и его товарищу, чтобы рассказать о том, как нашёл их друга Родю Верхотурцева, но, к сожалению, не успел застать его в здравии и живым.
Ребята отнеслись с пониманием, я почитал им вслух тетради с воспоминаниями Родиона, рассказал про его семью, про правнука Женю, рассказал, как жил и работал их друг после войны. Рассказал, что он всю жизнь оставался таким же надёжным и честным человеком и всю жизнь пронёс в себе память о тех лихих и кровавых днях, память о своих фронтовых братишках. Им было отрадно это слышать, приятно осознавать, что пережитое — связало их на век, и ещё кто — то, в моём лице, стал этому свидетелем. Значит помнят их, значит не уйдут в вечность безвестными.
Юра Лепесток сложил свои руки в замок, в знак признательности, поднял вверх и потряс ими над тем, что когда — то было его головой. Второй боец — Савелий Гольцев, тот, что словоохотливый — суфлёр Лепестка, сказал:
«Спасибо, браток, подсобил, успокоил душу солдатскую, не запамятовал про просьбу нашу. Есть ещё одна, не серчай только. Есть у нас тут ещё один «сосед», Борька Токарев — боец с нашего стрелкового взвода, лежит тут рядышком, в окопчике, мы тебе потом покажем. Куркуль и оглоед тот ещё был, при жизни. Табачком его угостишь, а он даже спасибо не скажет… Пропащий человек, одним словом.
Ну это пол беды, наши дела, минувшие уже. Сейчас то он наш, хоть и куркуль, но наш,
