путь в Лотабери, чтобы вернуться в клан хотя бы в начале зимы. Но я не мог себе представить, как я покидаю пределы Страны Лета, оставляя позади все, что случилось, оставляя Лэна…
И вновь, в который уже раз за последний год, пришло ко мне то странное нетерпение тронуться в путь, в дорогу. Куда?
Я чувствовал в этом нетерпении Силу — не ту ярую магическую мощь, которой пользовался наш колдун Рату, разгоняя над полями несущие град облака, или изгоняя болезнь из тела мальчишки, провалившегося однажды зимой под лед, — нет, эта Сила тоже была волшебной, но совсем другой — трепетной и чуть печальной, как ночная дорога, как ожидание друга или любимой…
Я не стал противиться ей, но поднялся в седло и выехал на тракт. Почему-то я отправился на север, пустив лошадь шагом и глядя, как поднимается из-за леса огромная полная луна… Дорога, уже залитая лунным светом, была пустынна; где- то позади, у реки, вовсю уже пели соловьи.
Я проехал совсем немного, когда заметил чуть в стороне от дороги огонь костерка, мелькающий меж стволов деревьев, и вспомнил советы Черного Рыцаря — или Черного Шута: я был уверен, что это один и тот же человек. «Большая Дорога — странная штука. Не отказывайся от того, что встретишь на ней»… Я встретил на Большой Дороге Дэна и не отказался…
Поравнявшись с костром, я спешился и, петляя меж деревьев и ведя лошадь в поводу, прошел к огню.
Путников у огня оказалось двое: немолодой уже рыцарь с русыми волосами, завернувшийся в белый плащ, и мальчишка, сидевший на бревнышке, притянув ноги к подбородку и обхватив их руками, — наверняка оруженосец. Рядом на дереве висел щит — чисто белый, безо всяких изображений — а под ним стоял тяжелый шлем. Я вышел на свет, не зная еще, что скажу, и просто приветствовал их.
Мальчишка вскинул на меня глаза, а рыцарь поднялся с земли и, взглянув, шагнул мне навстречу.
— Добро и тебе, сэр рыцарь, — казалось, он совсем не был удивлен моим появлением. — Если ночь застала тебя на большой дороге, раздели с нами трапезу и ночлег.
Он приветливо улыбнулся, наклоняя голову в полупоклоне. Мне понравилось его лицо — открытое и сильное, с добрыми морщинками у глаз.
— Благодарю тебя, сэр рыцарь, — сказал я, отвечая на его поклон. — Благодарю и с радостью принимаю твое приглашение. Я — Арадар из Каэр-на-Вран.
— А мое имя — Риг из Лайосбери, хотя чаще меня называют Белым Рыцарем — по цвету доспехов. Со мною — мой оруженосец, Арни, — мальчишка поднялся и поклонился вслед за своим господином.
Я бросил поводья на сук дерева, снял сумку и притороченный к седлу плащ, уселся, следуя приглашению, возле огня. Мальчишка принялся ломать свежий хлеб на расстеленный на земле плат, потом поднял с углей толстый прут с куском копченой грудинки, разрезал его на три части. Я тоже достал что-то из остатков своей провизии и положил на плат рядом с наломанным хлебушком.
Мы поели в молчании, которое не было скованным, как то бывает при встрече с незнакомцем, когда не знаешь, о чем говорить. Многие думают, что есть искусство беседы, и нет искусства молчания. Напрасно: молчать так, чтобы не повисали в воздухе напряжение и неловкость, бывает сложнее, чем болтать без умолку. У нас на Севере знатоки рун говорят: в работе Мастера пустые места всегда исполнены большего смысла, чем те, которых коснулся резец…
Сэр Риг, Белый Рыцарь из Лайосбери, владел этим искусством в совершенстве: молчать вместе с ним было легко, как со старым другом.
Когда мы покончили с трапезой, сэр Риг спросил меня, куда я направляюсь.
— Я вижу в тебе чужестранца, добрый рыцарь, — сказал он, — быть может, мой совет поможет тебе сократить путь: я хорошо знаю эти места, коими странствую с тех пор, как сам был оруженосцем.
Вопрос его застал меня врасплох: я не знал, куда лежит мой путь, и сказал об этом. Белый Рыцарь кивнул, словно это было естественным для него — странствовать, не зная своей цели.
— У меня пропал друг, — сказал я и вдруг, неожиданно для себя самого, коротко поведал обо всем, что приключилось со мной этим летом — не только о Дэни и Черном Рыцаре, но и о мече и явлениях странного в землях нашего клана.
— Могу ли я просить у тебя позволения взглянуть на этот клинок? — спросил Риг, молча выслушавший мой рассказ.
Я отстегнул ножны от пояса, обнажил Ярран и на двух ладонях протянул его рыцарю. Но тот не коснулся чужого клинка, лишь долго и пристально разглядывал древнюю сталь, возрожденную лучшим оружейником нашего клана.
— Благодарю тебя, сэр Арадар, — сказал он наконец, отводя взгляд от меча. — Это большое удовольствие — видеть клинок столь древний и благородный. И, поверь моему возрасту и опыту, колдун твоего отца был прав: с этим клинком благословение Отца Живых.
Я удивился, услышав столь редко произносимое имя Владыки Павших, но не подал виду и просто убрал Ярран в ножны.
Сэр Риг носком сапога придвинул к огню выкатившуюся из костра головешку и заговорил снова:
— И твой пропавший друг, когда говорил, что король Мелиас может не ведать о том, что делают его люди, тоже был прав. Знаешь ли ты, что Черный Рыцарь — сенешаль Мелиаса?
— Нет. Я впервые в Летней Стране и не знаю здесь ничего.
Белый Рыцарь кивнул.
— Логи из Свартбери — почти негласный король Восточных Земель и делает то, что считает нужным, не ставя Мелиаса в известность. Но зачем ему твой друг?..
Да, я тоже очень хотел бы тогда узнать это.
— Мы направляемся сейчас ко двору Этельберта, Короля Запада, — сказал рыцарь после паузы.
Если есть на то твое желание, сэр Арадар, пойдем вместе с нами. Там, в Кэдбери, столице нашего короля, обретается Гюндебальд, великий маг. Быть может, он даст тебе совет.
Я
