Твое угощение намного лучше тех помоев, которыми нас кормили в тюрьме Норфолка. – Он скроил страшную физиономию.
Мы сидели рядом на узком топчане. При каждом движении кандалы Эссекса печально позвякивали. Видно было, как он морщится от боли, пытаясь найти удобную позу. Я кипела от негодования: какой смысл держать узника скованным, словно опасное животное, в этой крошечной каморке, откуда ему все равно не выбраться? Но таков был приказ Тюремщика – дополнительный способ поиздеваться над своей жертвой. И не в моих силах было помочь заключенному, хоть я и считалась хозяйкой дома. Чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей, я попросила Эссекса рассказать о том, что случилось после того, как он покинул плантацию Белл.
– Что ты хочешь услышать?
– Твою историю, от начала до конца.
Эссекс потер опухшие лодыжки. Цепь на ногах была такой короткой, что узник едва мог ковылять в тесном пространстве камеры.
– Ну, во-первых, скажу честно: побег – занятие не для слабонервных, – начал Эссекс. – Ночью в глухом лесу на тебя накатывает такой ужас, аж волосы дыбом. Вокруг ни души, и ты остаешься один на один со своим страхом. Но гораздо хуже было, когда я наткнулся на волка.
– Почему ты так уверен, что это был волк? А может, койот? – поддразнила я Эссекса.
– Ты уж поверь, когда на тебя выходит волк, ошибиться невозможно. Точнее, волчица, и она собиралась разорвать меня в клочья. Я забрался на дерево и просидел там три дня, пока волчице не наскучило сторожить добычу. Она ушла, а я увидел внизу четырех человек. Такие же беглые, как я.
– Они спасли тебя?
– Да я не особо нуждался в спасении, а вот еда точно не помешала, – рассмеялся Эссекс. Его смех остался все таким же веселым и заразительным, напомнив мне о лучших временах, когда мы оба были счастливы. – Да к тому же в кармане у меня лежал выписанный тобой пропуск, что облегчало задачу. Мой план был довольно прост: найти какое-нибудь судно, идущее до Балтимора, и умолять, чтобы меня взяли на борт. Поэтому я старался держаться поближе к реке.
– А что было самым трудным за время пути? – спросила я.
– Иногда приходилось голодать по нескольку дней. Но хуже всего – отсутствие чистой питьевой воды.
Эссекс осуществил свой план: добрался до Балтимора и, следуя указаниям тетушки Хоуп, отправился к одному парню, который помогал беглым. На тот момент его не было в городе, но одно упоминание имени этого человека творило чудеса: Эссексу удалось получить работу в доках.
– Так я накопил на билет до Филадельфии.
– Помню, ты всегда мечтал уехать в Филадельфию.
– Я никогда не видел на улицах столько свободных чернокожих мужчин и женщин. Просто глазам не верилось! Но в Филадельфии я пробыл всего несколько месяцев. Моей главной целью был Массачусетс – я должен был отыскать тебя. И чем дальше двигался на Север, тем легче дышалось. Там даже воздух другой!
Слушая рассказ Эссекса, я невольно возвращалась к одной и той же мысли: после того как поиски в Массачусетсе не увенчались успехом, не появилась ли в его жизни другая женщина? Но Эссекс об этом не упоминал, а сама я не решалась спрашивать.
– Но каким образом им удалось арестовать тебя?
– Меня подвела любовь к лошадям. – Эссекс медленно разогнул ноги в коленях и потянулся. Судя по болезненной гримасе, каждое движение давалось ему с трудом.
Он рассказал о своей жизни в Бостоне: днем – работа в лавке, где торговали одеждой, а в свободное время Эссекс нанимался конюхом к разным людям и помогал ухаживать за лошадями.
– Слух о том, что в округе появился отличный конюх, довольно быстро распространился по городу. Так что охотникам за беглыми рабами не составило труда найти меня.
Эссекс грустно покачал головой: видно было, что воспоминания свежи и по-прежнему причиняют боль.
– День, когда власти доставили меня на корабль, превратился для жителей в день всеобщего негодования.
Эссекс в красках описал сцену, разыгравшуюся на улицах Бостона. Тысячи протестующих – освобожденные чернокожие граждане, а также белые противники рабства – выстроились вдоль набережной, по которой вели закованного в кандалы беглеца, чтобы посадить на корабль, идущий в Виргинию. Во всех лавках по пути следования витрины были задрапированы черной тканью, американский флаг на домах висел в перевернутом виде. Посреди Мейн-стрит стоял гроб, на крышке которого красовалась надпись: «Здесь лежит свобода».
– До Норфолка судно шло восемь дней. Капитан и команда обращались со мной хорошо. Но когда в Виргинии меня передали в руки местных властей, все переменилось: охранники плевали в меня, обзывали и швырялись грязью. – Эссекс помолчал и повернулся ко мне. – Но, клянусь, я снова проделал бы этот путь, зная, что в конце встречу тебя.
Я покраснела и сжала его пальцы.
– Нужно как можно скорее переправить Монро на Север. Здесь нашему сыну грозит опасность.
– Нам всем нужно как можно скорее выбираться отсюда. – Эссекс наклонился и нежно поцеловал меня. Я забыла, каково это – чувствовать прикосновение губ возлюбленного. Внутри всколыхнулось желание: оно пульсировало на уровне пупка и горячей тяжестью скользило вниз.
Я отстранилась.
– Кому я должна написать?
Эссекс продиктовал адрес и текст послания и заставил повторить его несколько раз, пока не убедился, что я запомнила слово в слово.
– Я никогда не переставал любить тебя, Фиби, – прошептал он.
– Тихо. Не нужно ничего говорить. – Я закрыла ему рот ладонью. Звякнула цепь: Эссекс придвинулся, и я оказалась в его объятиях. Мы снова поцеловались. – А теперь отдыхай. Мне пора возвращаться. – Я задула свечу и выбралась на лестницу через узкий проем.
Запирая дверь на замок и вешая ключ на место, я продолжала улыбаться. Сердце в груди радостно билось: даже в самые тяжелые времена любимый умел поднять мне настроение. Улыбка не успела сойти с моих губ, когда, обернувшись, я увидела Сисси. Ее комната находилась над таверной, прямо напротив чердака, где держали главного узника тюрьмы Лапье. Она наблюдала за мной, стоя возле окна. Наши глаза встретились. Я отвела взгляд и, подобрав юбки, поспешила обратно в большой дом.
У меня перехватило дыхание, когда, поднявшись на второй этаж, я заметила, что дверь в спальню Тюремщика приоткрыта. Я прекрасно помнила, как закрыла ее перед уходом. Ступая на цыпочках, я надеялась проскользнуть мимо, но одна из половиц предательски скрипнула, выдав мое присутствие.
– Фиби? – раздалось из комнаты.
– Да? – откликнулась я.
Пружины матраса тяжело загудели: Тюремщик поднялся и через мгновение возник на пороге в длинной ночной сорочке.
– Где ты была?
– Спустилась в детскую проверить, все ли
