капюшон с головы «призрака».
Огромная шапка-шатер красивых золотистых волос. Ангелоподобное лицо с синими глазами, в которых сверкал теперь непередаваемый ужас.
— Вот, достоуважаемый отец настоятель, творец огненных видений-знамений и «страшный призрак» в сером стоит перед вами собственной своей персоной.
От пережитых волнений, страха, необычности всего происшедшего, от удивления, граничащего со столбняком, бедный старец Валентин еле стоял на ногах (так что я вынужден был поддержать его) и чуть слышно шевелил губами:
— Всемогущий Боже!.. Что это?.. Серафимушка... Ты?
— Он, он, отец Валентин. Ну, драгоценности сюда!
Миг — и келейник-вор, задумавший столь безумно смелое преступление и, надо отдать ему справедливость, столь блестяще едва не выполнивший его, с воплем бросился на колени.
— Простите! Пощадите! Сам не знаю... По наущению Сатаны.
Он ползал на коленях, стараясь схватить ноги отца настоятеля и Путилина.
— Как мог ты помыслить?! — шептал отец Валентин.
— Наваждение... Смилуйтесь!
— Пойдемте, господа! — позвал Путилин. — Я вам сейчас покажу, каким путем Сатана проводил благочестивого келейника в ад. Потрудитесь принять от него драгоценности. Ну, а с ним вы можете делать все, что вам угодно. Лично мне этот молодчик не нужен. Если вы решите судить его не своим, духовным, а общим судом, — я к вашим услугам.
Минут через двадцать мы подходили к знаменитой железной двери потайного хода.
— Ну, любезный сын Сатаны, показывайте ваши далеко не святительские фокусы! — насмешливо бросил преступнику келейнику Иван Дмитриевич.
Тот замялся в страхе, смятении.
— Ну, ну, живее! — дал резкий, повелительный окрик Путилин.
Дрожащими руками серафимоподобный келейник отнял с пола две каменные плиты.
Под ним углубление-яма, которое я уже знал.
— О, Господи! — в ужасе шамкал престарелый отец настоятель. — Эдакое злодейство. И кто же? Кто — ворог страшный? Свой! Свой, монашествующий! Келейник мой!
— Да, отец Валентин, должен сознаться, что подобная штука была бы по плечу иному гениальному мошеннику. Ну-с, — повернулся он к негодяю в послушнической рясе, — кому идти туда первому? Угодно вам, чтобы я первый спустился, или вы будете любезны проследовать вперед?
И с этими словами Путилин бесстрашно скрылся в зияющей яме.
— Доктор, — крикнул он мне, — не спускайте глаз с молодчика!
Прошло несколько минут.
Я и отец архимандрит с замиранием сердца ожидали, что будет дальше.
Вдруг дверь загремела с той стороны, залязгали болты и замок, и с протяжным скрипом дверь распахнулась.
На пороге стоял гениальный сыщик.
— Здравствуйте, господа! — весело проговорил он.
— Что это... кто это?.. — в один голос вырвалось у меня с отцом настоятелем.
— А я-с под дверью прошел. Маленький подкопец. Вот откуда он начинается.
В коридоре братских келий, у железной двери, виднелась такая же дыра-спуск. Около нее тоже были приподняты две плиты.
— Ну, а дверь я открыл моим ключом, по слепку, сделанному мною вчера ночью.
Путилин повернулся к обезумевшему от ужаса преступнику:
— Вот только куда вы, голубчик, землю от подкопа девали?
— Я... я бросал ее в отхожее место, пронося под плащом.
— Сколько времени вы изображали из себя роющую крысу?
— Семь месяцев. Когда все спали, я выходил и начинал подкоп. Но однажды недавно я чуть не попался, так как отец Герсеваний страдал бессонницей и часто выходил в коридор.
— И тогда вы решили устрашить братию, дабы ей неповадно было мешать вашей дьявольской работе. С этой целью вы придумали чертовски остроумный фокус. Вы достали большой кусок фосфора и — честное слово! — очень эффектно представили на стене страшное огненное явление.
Наш разговор в коридоре был услышан некоторыми не спящими монахами.
Двери келий осторожно, боязливо полуотворились, и из них показались испуганные лица отрешенцев от мира.
Мы все поспешно вошли в помещение отца Валентина.
— Но как, замечательный вы человек, дошли до раскрытия этой премудрости? — обратился еле державшийся на ногах настоятель к моему другу.
— Как? — со смехом ответил он, не спуская глаз с творца огненного креста. — Вот Серафим вел себя не очень опытно. Когда я спросил его, где, на каком месте стены он увидел огненное знамение, он указал мне на место, на котором оно не могло появиться.
— Почему? — живо спросил я.
— Потому, доктор, что от него не пахло фосфором, оно не было испещрено теми характерными полосами, какие оставляет после себя этот химический продукт.
— Но он мог вымыть стену.
Путилин усмехнулся:
— Тогда бы и руки его, Серафима, утром были чистыми, а между тем... крючок от моей шубы выдал его.
— Как так крючок?
— Очень просто. Помните, у меня крючок шубы зацепился за мой вицмундирный фрак? Сделал я это нарочно. Мне необходимо было посмотреть руки, обнюхать их у этого молодца. Я попросил его отцепить крючок. Один взгляд, и я многое понял: пальцы его правой руки желты. Это от фосфора.
— А как вы, уважаемый Иван Дмитриевич, посмотрели на эту загадочную надпись.
Путилин улыбнулся:
— Ключ хотите, отец Валентин? Извольте. «Года шестого, то есть настоящего; января шестого; в шесть часов утра». «Аще через злато погибель» — указание на цель запугивания — на монастырские деньги. Когда я увидел дверь, ведущую из коридора в сокровищницу монастыря, мне все стало ясно. Две плиты около двери издавали при ударе по ним ногою пустой звук. Я догадался о подкопе. На следующую ночь, когда меня чуть-чуть не изжарили в печи, я проник в него, в этот подкоп, найдя фальшивые плиты. Остальное вы знаете...
ОДИННАДЦАТЬ ТРУПОВ БЕЗ ГОЛОВЫ
Страшная посылка
Это было в 187... году, вскоре после назначения моего друга начальником сыскной полиции. Надо вам сказать, что два последних года перед этим были особенно чреваты зверскими кровавыми происшествиями. Путилин просто с ног сбился. Иногда ночью он посылал за мной:
— Друг мой, мне нужна твоя помощь. Определи, сколько времени, по-твоему, мог жить этот убитый после полученной им раны. Мне это необходимо знать.
Так как Путилин никогда не спрашивал ничего зря, я всегда старался дать ему как можно более точный ответ.
Был февраль. В воздухе уже пахло весной.
Я сидел у Путилина, в его служебном кабинете.
Вдруг послышался нервный стук в дверь.
— Войдите! — крикнул Путилин.
На пороге кабинета стоял старший дежурный агент, взволнованный, бледный.
— Ваше превосходительство, страшные преступления! — заикаясь, проговорил он.
—
