защищена шляпой, мой друг падает как подкошенный. При виде рухнувшего Каминского становится больно, словно ударили меня. В бешенстве бросаюсь на Збигнева. При этом краем глаза вижу, что Агнешка, стоя на коленях возле Зыха, режет перочинным ножом верёвку на его руках. Совсем плохо…
Силой меня бог не обидел, но Збигнев выше, тяжелее и шире в плечах. В драке мне против него не выстоять, не говоря уже о дубинке, словно приросшей к волосатой руке. Поэтому иду на хитрость. Пока тот замахивается, успеваю головой чувствительно врезать в лицо. Вскрикнув, охранник отшатывается. У меня есть секунда, и я её использую сполна. Збигневу достаётся удар в кадык, — таким я должен был убить страшного старичка Убогого. Кто же знал, что карлику он окажется нипочём…
К счастью, охранник менее стоек. Со сдавленным воплем он роняет дубинку и падает на колени, хватаясь за горло. Смотрит на меня остановившимся бессмысленным взглядом. Сильно пинаю каблуком сапога в челюсть (та жалобно хрустит) и… всё. Збигнев заваливается набок. Больше он не опасен, — и, видимо, надолго.
Между тем пан Войцех подаёт признаки жизни. Цепляясь за комод, с трудом, неуклюже поднимается на ноги. Видит, как Зых, освобождённый Агнешкой, вскакивает с пола. Девушка с плачем припадает к нему на грудь, а тот грубо её отталкивает. Сунув руку в карман пальто, Каминский достаёт пистолет и направляет дуло на Зыха.
— Он мой! — говорит хрипло и спускает курок.
Но мгновением раньше Зых, хладнокровно оценив опасность, хватает за плечи Агнешку, которую только что отталкивал, и прижимает к себе, словно в порыве страсти. И пуля Каминского, летящая в человека-сову, достаётся девушке.
Выпустив Агнешку, Зых отскакивает в сторону. А та, чуть покачавшись на ногах, мягко оседает на пол. Судя по тому, что беззвучно, — убита наповал.
Лицо Каминского искажается мучительной гримасой.
— Сволочь! — страшно кричит он и, отпустив край комода, делает шаг к Зыху. Однако ноги не держат его. Пан Войцех с коротким возгласом падает и затихает, потеряв сознание.
И мы с Зыхом оказываемся лицом к лицу в комнате, которая горько пахнет пороховым дымом и в которой пролилась кровь несчастной Агнешки. Спальне суждено стать полем нашего последнего боя, где призом победителю — пакет с документами, спрятанный у меня под сюртуком. Ну и сама жизнь, конечно. Потому что живым отсюда выйдет лишь один.
Быстро наклонившись и не сводя с меня глаз, Зых хватает с пола дубинку Збигнева, подбрасывает на ладони. Но и я не безоружен. Выхватываю из кармана нож, который отнял у бандита, напавшего на меня в начале зимы по приказу человека-совы. Щёлкаю кнопкой. Вылетает приличных размеров лезвие. Фактически у меня в руке небольшой кинжал.
Первый ход делает Зых. Быстрым, почти фехтовальным движением пытается разбить мне голову дубинкой. Но я настороже и уворачиваюсь, сделав шаг назад. Увы, при этом я спотыкаюсь о бесчувственного Збигнева и падаю на спину. Зых мигом садится на меня сверху. При этом, шумно дыша, он левой рукой прижимает мою правую с ножом к полу. Замахивается дубинкой. Отчаянным усилием перехватываю вооружённую кисть. Несколько секунд мы ожесточённо выламываем друг другу руки. Человек-сова очень крепок, но и я не слабее. Оттолкнув от лица дубинку, ухитряюсь ударить Зыха кулаком в нос. И, пользуясь его замешательством, стряхиваю с себя.
Оба вскакиваем на ноги, переводя дух. Первая схватка закончилась вничью. Зых, перемазанный кровью из разбитого носа, выглядит плохо, однако вряд ли это снижает его боевой настрой. Я на свой тоже не жалуюсь. Взгляд падает на безжизненное тело бедной Агнешки с расплывшимся кровавым пятном на спине, и в сердце вместе с пронзительной жалостью вспыхивает гнев. А что там с Беатой? Почему она так жалобно вскрикнула в прихожей?..
— Молись, иуда, — скрипуче советует Зых, поднимая дубинку.
— Успеется, — говорю в ответ.
Делаю шаг вперёд и неожиданно швыряю нож в лицо Зыху. Метать ножи я не умею, поэтому использую своё оружие, как простой камень. Зых вынужден закрыться локтем. Я тут же, одним прыжком оказываюсь рядом. Коротко размахнувшись, бью человека-сову кулаком в висок. И если сила удара хоть на четверть равна силе моей ненависти, то у него есть все шансы уйти в мир иной. Прямо здесь и сейчас.
Но нет, пока жив. Он даже не падает. Лишь с мучительным стоном, пошатнувшись, роняет руки вдоль тела и смотрит перед собой мутным, ничего не понимающим взглядом. Довершая разгром, со всего размаха, мощно бью в квадратную челюсть. Вот теперь падает и затихает.
Не теряя времени, хватаю с пола верёвки, разрезанные Агнешкой, и вновь крепко связываю Зыха по рукам и ногам. Подняв нож, сую за пазуху. Наклоняюсь над Каминским и быстро осматриваю. Пан Войцех, слава богу, жив, только без сознания. Дубинка Збигнева крепко оглушила его, однако череп уцелел. Хотя шишка выросла изрядная. А если бы не шляпа?..
Выбегаю в прихожую. Беата сидит на полу, привалившись спиной к стене. Опускаюсь на колени рядом с ней, беру в руки голову в разметавшихся каштановых волосах, смотрю в любимые карие глаза, болезненно блестящие на прекрасном бледном лице.
— Что с вами, Беата? — только и спрашиваю, чуть дыша.
Оказывается, охранник Збигнева, ворвавшись в прихожую, отшвырнул девушку, и она сильно ушиблась о стену, упала. Да ещё Агнешка, пробегая мимо, ударила ногой в бок…
— Но теперь уже ничего… ничего, — говорит Беата, улыбаясь мне сквозь слёзы. — Мне лучше. Что там?
Она указывает рукой в сторону спальни.
— Там всё в порядке, — отвечаю неопределённо. — И ещё… Мне очень нужна ваша помощь, Беата.
— Что я должна сделать? — спрашивает мужественно, хотя губы дрожат.
Помогаю ей подняться.
— Я прошу вас спуститься вниз, — говорю быстро. — Рядом с подъездом стоит карета. Кучер — светловолосый молодой человек с кривоватым носом. Скажите ему, что вы от меня… от Мазура. Пусть срочно поднимется в квартиру. Он мне нужен.
Беата кивает. Подаю ей шубку и возвращаюсь в спальню. Как выясняется, вовремя.
Зых уже пришёл в себя и ворочается на полу, пытаясь ослабить верёвки. Нет худа без добра. Одолеть его было трудно, зато теперь ничто и никто не помешает нам выяснить отношения — окончательно.
Без церемоний сажусь на него. Тяжеловато бедному, но ничего, потерпит.
— Ты меня не убьёшь, — заявляет Зых неожиданно, тяжело дыша.
— А кто может помешать?
Вероятно, в голосе моём звучит детское недоумение, которое заставляет Зыха побледнеть.
— Ты же не дурак, — говорит мрачно. — Я знаю такое, чего нет в документах. Сдашь меня своему начальству — выслужишься…
— Это верно, — соглашаюсь вроде бы. — Не буду я тебя убивать. —
