и бегать, — процедил адъютант, зло плюнул на палубу и развернулся на пятке. — Я в бар. Вы со мной, господа?
Бухать сейчас — последнее дело. Я предпочёл оставаться в трезвом рассудке и, естественно, отказался. Менделеев дёрнулся было, но посмотрел на меня и тоже покачал головой.
— Что делать будем, Мишель? — повторил он вопрос, когда наш случайный попутчик ушёл.
Я ещё раньше заметил за приятелем такую черту — терялся он в критических ситуациях. Но у каждого свои недостатки, тем более что теперь у него есть я.
В принципе, ничего страшного не случилось. Дирижабль не самолёт, высоту теряет, но плавно. Так что посадка будет относительно мягкой…
Со стороны кормы прилетел громкий хлопок, пол ухнул вниз, нас кинуло на перила.
— Да ёкарный бабай, — ругнулся я, восстановив равновесие, и запустил «Панораму».
Причину долго искать не пришлось.
Грозовой фронт укатил сильно вперёд, ливень сменился мелкой моросью и уже не сдерживал пламя. А штатные средства пожаротушения израсходовали ещё до того. Огонь, разгоревшийся под порывами ветра, теперь перекинулся и жрал обшивку внутренних капсул. Хлопок — это лопнула крайняя. Та, что у самой кормы.
«Сколько их там, Лебедев говорил? Десять? — подумал я, припоминая рассказ капитан-лейтенанта. — Значит, девять осталось…»
Восемь уже. Раздался новый хлопок и дирижабль заметно просел.
Офицер, приняв решение безо всяких Даров, погнал матросов на палубу шлюпа. Под короткие фразы команд и сочные матюки, те принялись чинить оболочку. Но успеют ли? Шансы были, но небольшие. «Весы» показали всего тридцать процентов.
— Пошли, — бросил я, увлекая Димыча за собой.
— Куда?
— В капитанскую рубку.
Здесь оставаться бессмысленно — будем только мешать. Чем там поможем? Я пока тоже не знал, на месте посмотрим.
* * *
Мостик выглядел так, словно через него огненные носороги прошли. Окна выбиты, штурвал сломан, стены щербились обгоревшей щепой. С улицы задувал ветер вперемешку с дождём. Под ногами скользил пол, покрытый слоем воды. Воды подозрительно красной. Запах частично повыветрился, но в нос ещё шибало копотью, горелой плотью и кровью.
В углу лежали три тела, заботливо накрытые кителями. Некогда кипенно-белыми с золотом. Теперь же сильно замаранных алым и чёрным.
Менделеев увидел, сглотнул и, прижав руку ко рту, выбежал в коридор. Через секунду оттуда послышались характерные звуки.
На полу, прислонившись к стене, сидел рулевой, весь в бинтах и кровавых потёках. Второй офицер, с перемотанной головой, ковырялся в приборах. Капитан-лейтенант Павел Лебедев стоял к нам спиной и на кого-то орал по внутренней связи:
— Михалыч, делай что хочешь, но вертикальную тягу дай!!!
— Хрр…прр…сск…мть…
— Да хоть насухо выжми, но компенсируй!
Похоже, Лебедев теперь — капитан «Уриила».
— Паш, ты уже в курсе, что дирижабль горит? — без обиняков спросил я, решив, что этикет сейчас лишний.
— В курсе, — на автомате буркнул он, вдруг вздрогнул и, обернувшись, воскликнул: — Какого беса… Графиня… Что с ней⁈
Какая из них, он не уточнил, но это и так было ясно. Не заметить, что капитан-лейтенант неровно дышал к фиолетовой рыжей, мог только слепой.
— Нормально всё с ней. Улетела. Вместе с сестрой, — успокоил его я и, не удержавшись, добавил: — Ну и видок у тебя.
Видок у него был действительно ещё тот. Мундир в подпалинах. Волосы, наверное, сгорели даже в носу. Правая половина лица запеклась волдырями. Правая же рука — забинтованная — висела поперёк груди на косынке.
— А вы почему всё ещё здесь? — прервал он мои наблюдения.
— Рейс отменили, — хмыкнул я, но, побоявшись, что такого юмора здесь не поймут, тут же поправился: — Ждём, пока второй шлюп не починят. Обшивку при обстреле пробило.
— Не успеют, — мрачно покачал головой Лебедев. — Мы раньше сядем.
— Сядем? — я покосился на разбитый штурвал — Или упадём.
— Надеюсь, что сядем, — процедил Лебедев, но без особой уверенности.
* * *
Надежды умирают последними.
Новый хлопок возвестил о лопнувшей седьмой оболочке. Следом рванула шестая. Пожар разгорался. Дирижабль нырнул вниз, да так резво, что ноги оторвались от пола. И я на миг воспарил в невесомости. Похоже, двойной запас прочности у нас кончился.
— Вшш… брр… — ожила трубка внутренней связи. — пжжррр… прршшш… пятый ккттр… мммть ттт адище…
— Приказываю покинуть пост, — отозвался Лебедев, разобрав смысл в шипящем потоке. — Уходи, Михалыч, ты сделал всё, что мог.
— Делайте же что-нибудь!
В рубку заскочил бледный как полотно Менделеев.
— Не подскажете, что? — язвительно уточнил капитан-лейтенант.
— Ну, рулите! Сажайте! У вас же остались передние… эти, как там их…
Дмитрий вместо слов помахал руками, словно цыплёнок.
— Ходовой тяги нет, рули высоты бесполезны, — покачал головой Лебедев и, нагнувшись к трубке внутренней связи, отдал приказ: — Всем постам. Приготовиться к жёсткой посадке.
С этим он выпрямился, развернулся к окну и застыл с горделивой осанкой. Как истинный капитан гибнущего корабля.
* * *
Как здесь готовятся к жёсткой посадке, я понятия не имел, поэтому решил сделать по-своему. Цапнул Димыча за шиворот, вытащил в коридор и задвинул в угол, сказав, чтобы крепче держался. А сам вцепился в косяк и принялся дожидаться финала.
«Панорамой» я видел, что огонь уже сожрал треть внешней обшивки. Внутри оболочки бушевало адское пекло.
«Интересно, мы быстрее сгорим? Или всё-таки разобьёмся?»
Весы показали тридцать за первое, двадцать пять за второе, но и удачный исход был не полностью нулевой. Результат колебался в диапазоне от тридцати пяти до пятнадцати. Короче, как повезёт.
Мы уже больше снижались, чем летели вперёд. Дирижабль несло боком. Небо за нами марал густой дымный шлейф. Альтиметр — он, как это ни странно, работал — давал обратный отсчёт.
Внизу раскинулся горный ландшафт. Скалистые кряжи с лесистыми склонами. Котловины, ущелья, извилины рек. В моём прежнем мире всё это великолепие носило название Сихотэ-Алинь. Здесь — Дикие Земли. Но я не помнил, чтобы у нас в Сихотэ-Алине были вулканы.
Здесь были. Причём действующие, и не сказать чтобы мало. Характерные конусы с обрубленным верхом торчали посреди угольно-чёрных проплешин и курились дымком. Я насчитал дюжину в поле зрения. И один из них, похоже, извергался прямо сейчас.
Над жерлом клубилось облако цвета агата, вниз сыпался пепельный дождь, по склонам змеились потоки багровой лавы. Перегретый воздух дрожал, искажая реальность. От разрушительной мощи природы перехватило дух. Красиво не передать.
Но что мне с той красоты? До земли осталась едва сотня метров.
Едва семьдесят…
Едва пятьдесят…
«Ну что, мелкий, давай на всякий случай прощаться?», — мысленно окликнул я Мишеньку.
Тот не ответил. Лишь эхом отозвались обрывки фраз:
«Дыхание задержать… правую руку вперёд… вторую согнуть… пальцы скрестить…»
«Да и хрен с тобой», —
