с ним взглядом. — Мне всё ещё было больно. Ужасно. И я не была уверена ни в чём, кроме того факта, что любила тебя.
Его глаза вспыхнули.
— Я думала, что это была одна из дурацких ссор, когда утром, после хорошего сна, всё пройдёт… Я думала, что ты простишь меня за то, что я вышла из себя и бросила в тебя кольцо, потому что мы собирались пожениться, Кэссиди. Я думала, чтобы разрушить нас, потребуется нечто большее, чем припадок южной красавицы.
— Ты сказала мне, что больше не хочешь меня видеть, — прошептал он. — Я поверил в это. Ты сказала мне уйти. И я ушёл.
— Я понимаю, — сказала она тихим голосом. — Я понимаю. Но я думала, что ты вернёшься. Я была так уверена в этом. Именно поэтому я встала на следующее утро и позволила Дейзи положить огурцы на мои глаза, чтобы уменьшить отёчность, а визажисту нанести толстый слой тонального крема, чтобы замаскировать мой красный нос и покрытые пятнами щёки. Я думала, что ты вернёшься, — её голос дрогнул.
— Эмма. — Он протянул руку, но она отступила назад.
— Я ждала ещё час после того, как церемония должна была закончиться. Я ждала даже после того, как все гости ушли. Я ждала, пока Дейзи не завернула меня в огромное флисовое одеяло и буквально затащила в папину машину.
— Я не знал, — прошептал он.
Её смех был тихим. — Что именно было непонятно? Рыдающие голосовые сообщения? Десятки безумных текстовых сообщений?
Глаза Кэссиди закрылись. — Ты звонила мне.
— Раз сто, наверное. — Она обхватила себя руками, погрузившись в свой собственный мир горестных воспоминаний. — Я умоляла, Кэссиди. Я не снимаю с тебя вины за то, что ты использовал меня, чтобы влезть в компанию моего отца, но я и сама не ухожу от ответственности. Я извинялась снова и снова, и я бы сделала это лично, но ты даже не дал мне такого шанса. Это не поступок влюблённого мужчины. — Она пожала плечами. — Поэтому я сделала то, что должна была сделать. Я разлюбила тебя.
Или, по крайней мере, попыталась.
Он сглотнул.
— И я не могу вернуться, — сказала она с небольшой улыбкой. — Больше я этого делать не буду. Если тебе не всё равно, отпусти меня. Пожалуйста. Позволь мне исцелиться.
Он смотрел на неё несколько мучительных секунд. Затем он двинулся к ней, грустно улыбнувшись, когда она вздрогнула. Его голова склонилась к её голове, губы мягко коснулись её щеки. Нежно.
— Это ещё не конец, Эмма.
Потом он ушёл.
Эмма сказала себе, что она рада. Это то, чего она хотела — быть одной было безопасно.
Но она не чувствовала себя в безопасности.
Она чувствовала себя одинокой. Болезненно, душераздирающе одинокой.
И тогда она сделала то, что должна была сделать давным-давно.
Она свернулась калачиком на кровати и заплакала.
Глава 28
Алекс осознал свою ошибку примерно в середине полёта из Ла-Гуардии в Форт-Лодердейл.
Для прозрения не было причины. Ни грандиозного жеста, ни момента, ни удара молнии. Не было резкого осознания того, что он был полным идиотом.
Было только глубокое, непоколебимое чувство, что что-то не так.
Что его жизнь сбилась с курса. И что единственный способ исправить ситуацию — это вернуть Эмму. И не только в свою постель, или в свою жизнь в периферийном смысле последних двух лет.
Он хотел, чтобы Эмма была его. И он хотел быть её.
Он любил её. Отчаянно.
Видимо, он всегда любил её.
Но это не вернёт её обратно. Ему нужно было… что-то.
Не жест, потому что это казалось глупым, но учитывая их прошлое, потребуется нечто большее, чем просто разговор. Возможно, он мог бы достучаться до тридцатиоднолетней Эммы, но он также имел дело с двадцатичетырёхлетней Эммой, которая часами ждала его в белом платье.
Блять.
Только когда дама на соседнем сиденье в самолёте бросила на него сердитый взгляд, он понял, что произнёс это вслух.
Алекс не стал извиняться. Его недовольство было вполне оправданным. Дама могла с этим смириться. Кроме того, у неё был свой роман, который она читала, где люди не сталкивались с подобной ерундой. А может, и сталкивались. Он никогда не читал таких романов.
Всё, что он знал, так это то, что ему нужен план.
Алекс провёл следующий час, пытаясь понять, как исправить ущерб за все семь лет.
К тому времени, как самолёт приземлился… у него не было идей.
Следующие четыре дня были странным сочетанием уклонений от ненавязчивых требований матери о внуках и позволения отцу выиграть в гольф, и всё это время он ел индейку, ещё индейку, а затем остатки индейки.
Он любил своих родителей. Конечно, любил. Но когда они высадили его в аэропорту в воскресенье днём с указаниями позвонить им, если он передумает насчёт Рождества, он был более чем готов вернуться в Нью-Йорк.
Вернуться к Эмме.
Его самолёт задержали. А потом задержали опять.
И когда он вернулся в свою квартиру в полночь того же вечера, там было холодно и одиноко.
Алекс бросил ключи на столик у двери, сбросил сумку с ноутбуком и чемодан, а затем, прежде чем осознал, что делает, прислонился к входной двери и сполз вниз, пока не сел, упершись локтями в колени, спиной к двери, осознавая, что за неделю он превратился из блаженного счастливого в чертовски несчастного.
Алекс ущипнул себя за переносицу и приказал себе подумать. Он был самым рациональным человеком из всех, кого он знал, за исключением Митчелла. Он мог разобраться в этом. Он может составить план действий, придумать красивую речь и…
К чёрту.
Он понятия не имел. Ни малейшего.
Поёрзав, он вытащил свой сотовый из заднего кармана и начал печатать сообщение в чат.
Может, он и не знал, что, чёрт возьми, делать… но у него было то, чего не было у
