Илью, потом на тарелку.
— Что смотришь? — заулыбался Илья. — Непривычно?
— Непривычно, — признала я, принимаясь за еду. — Обычно я так поступала.
Илья рассердился.
— Ты опять сравниваешь этого отморозка и меня, — скрестил руки на груди журналист.
— Прости, — понурилась я.
— Вот ты, конечно, зараза ещё та, — заулыбался Илья, снова беря в руки вилку и нож. — Знаешь, как меня мгновенно порадовать. Такая несчастная… Ещё и прощения просит… Ну как такую не пожалеть.
Я проказливо улыбнулась.
— И всё же больше так не делай, — предостерег Илья. — Это… Неприятно.
— Интересно, каково это… — отрешенно произнесла я, глядя на нож в руках мужчины. — Он же… наверняка жертву таким же тупым ножом по шее… Это больно, вероятно.
— Судя по снимкам, там больше укусы, чем порезы, — заметил Илья.
— Тогда должна была остаться слюна. Но нет её нет. Не вставными же челюстями он кусал жертв…
— Как знать, — пожал плечами Илья. — К чему этот разговор?
— Вообще-то мне бы тоже хотелось, чтобы меня так покусали, — задумчиво сказала я. — Меня дважды кусали… Это невероятно больно, но ощущения фантастические. Заживает, правда, долго… Но…
— Стоп! — предостерег Илья. — Ещё одно слово про Игоря, и я реально разозлюсь.
— Как скажешь, — обиженно выпятила губу я. — Хотя я не про Игоря говорила вообще.
Илья отложил столовые приборы в сторону и, глядя мне прямо в глаза, неожиданно жёстко произнес:
— Рассказывай.
— Это стыдно, — смутилась я.
— Да? А я думал, между настоящими друзьями не может быть секретов и тайн.
Я, помявшись, еле слышно произнесла:
— Я им даже в чем-то завидую, но, с другой стороны, мне их искренне жаль. Прости, ты, наверное, считаешь это ненормальным, но…
— Кому завидуешь?
— «Б… ба… бабочкам», — с запинкой прошептала я. — Ты же понимаешь, что на их месте должна быть я? Мне жаль, что они напрасно погибли, но… Нет, не жаль. Маньяк их любил. Вернее, не их, а… Как-то путано, наверное…
— Продолжай.
Я закрылась руками.
— Так, дорогая, — ровным тоном произнес Илья. — По-моему, мы тридцать минут назад всё про друг друга выяснили. Почему ты стесняешься? Я пойму тебя правильно, уверяю тебя. Рассказывай.
— На их месте должна была быть я. Ты понимаешь, что эти люди погибли только потому, что маньяк не смог справиться со своими чувствами? А я…
— Я тебя понял. Я тебя не осуждаю. Но это опасно. Нож — это не шутки. Одно неловкое движение, и кровь не остановить. Тебе уже угрожали ножом, верно? И ты не испугалась?
— Сначала невероятно испугалась, — призналась я. — Но потом…
— Я тебя понял. Эйфория. Выброс адреналина.
— Мгм, — снова закрылась я.
— Ешь давай, — приказным тоном произнес Илья. — Это мы обязательно обсудим позже. Но это на грани. Запредельно. Я против. Вообще я удивлен, что… м-м-м… это тебя привлекает.
— Мне больше нравятся укусы, — искоса посмотрела на мужчину я. — Хотя… Так многое хотелось бы попробовать.
— Если это не будет шрамировать тебя, я двумя руками «за». Сразу говорю: никаких манипуляций с твоим лицом я НИКОГДА производить не буду. Поэтому пойми мой гнев, когда я видел тебя с синяками и разбитой губой.
— Понимаю, — согласилась я, беря вилкой кусочек мяса. — Всё в глазах общества должно быть достойно.
— Определенно. Чтобы не было лишних вопросов.
Я уважительно посмотрела на журналиста.
— А ты неплох, — заключила я. — Вообще неплох. Мне нравится твоя позиция. Сходи с ума, как хочешь, только не «пались».
— Именно. Но ты не ответила мне насчет татуировки.
Я помрачнела.
— Не хотела бы её сводить, — уклончиво произнесла я.
Илья вмиг взбесился. Озлобленно швырнув вилку, он хлопнул руками по столу.
— Ты… что? — рявкнул он. — Почему?
— Это сложно объяснить, — признала я. — Главным образом, потому, что я не вижу в этом смысла. И ты, и я знаем, что татуировка там была. Глупо попытаться стереть ошибку прошлого. Это как знак. Как урок. Как наказание. А я должна быть НАКАЗАНА.
— Допустим, — нахмурился Илья. — Но мне она НЕ НРАВИТСЯ.
— Тогда придумай, чем её можно перебить, — предложила я.
— Так… — вскинул бровь Илья. — Я… тебя понял. Закрыть мерзкое прекрасным? Перебить плохие воспоминания хорошими?
— Именно. Но есть и другая причина. Илья… я… в каком-то смысле здорово польщена, что настолько исключительна, что… маньяк сделал точно такую же татуировку, как у меня. И пусть в его глазах я «бабочка», но зато особая «бабочка». Нерядовая. Не такая, как все. Ты сам сказал, что он мной дорожит. Это… подкупает. Если это не любовь, то я не знаю, что это. Исковерканная, кривая, неправильная и больная… но… меня никто до него ТАК не любил. А мне это нравится.
— Ты что, псих? — пораженно уставился на меня Илья. — Твои рассуждения сильно пахнут «дуркой»!
Я грустно принялась пояснять свою позицию
— Ага. Вероятно. Псих. Но пойми, я не могу Игоря осуждать. Вообще. У меня нет морального права. Он… Даже не знаю, как объяснить… Сейчас такое ненадежное время… Не на кого положиться. А Игорь бешеный, да. Но… Именно он один смог наказать тех, кто когда-то обидел меня. А я ведь даже не просила. Понимаешь? Нашёл и наказал! — восторженно заявила я. — И я не испытываю насчет Игоря напрасных надежд, поверь. Он явно ненормальный. А кто сейчас вообще нормальный, вот ответь? Я знаю, что если что-то сделаю не так, что Игорю не понравится, то он тоже меня накажет. КАК ВСЕХ. Обязательно накажет. Пусть. Это правильно. Нельзя обижать того, кто заботится о тебе на протяжении многих лет. Это ужасно романтично, если честно… Такой тайный поклонник… И я точно знаю: если меня кто-нибудь хоть пальцем тронет, обидчик ОБЯЗАТЕЛЬНО понесет наказание. Посуди сам: когда в ночном клубе ко мне начал клеиться качок, все очканули. И бармен, и охрана, и обычные люди. Этот… мерзавец… лапал меня своими грязными лапами, но никто мне не помог. НИКТО. Даже друзья. ТОЛЬКО Игорь вмешался. Тогда я думала, что он лишь морду мудаку начистил. А он пошёл дальше. Прости, но я считаю, что он прав. Это нелюди. Они не понимают слова «нет». Слесарю пришлось доходчиво объяснять. Равно как и массажисту.
— Руслана, твоя логика немного хромает, — заметил Илья. — Разве можно оправдывать убийцу? Ты что, пьяна? Укурена? Нанюхалась?
Я истерично расхохоталась.
— Илюш, а ты правда считаешь, что убийца не прав? — язвительно произнесла я. — Кого он убивал? Шлюх. Продажных жадных беспринципных шлюх, для которых любовь — лишь игра и деньги, и мерзких людишек, которые не умели вовремя остановиться. Ты думаешь, их когда-нибудь бы осудили? Не-е-ет… это же ерунда… За такое судья точно не вынесет наказание, только поцокает и головой осуждающе помотает. Вот
