по жилам, и вспоминает, что такое быть самой собой, — то же самое чувство она испытывала в Сомерсет-хаусе, на «Танцевальном клубке» или когда маленькой девочкой хвасталась отцу своими достижениями.
— Конечно же, мы доехали до Бедфорда, и отец высадил меня. Я прокралась в дом, на цыпочках поднялась в свою комнату и двадцать минут полежала на кровати, слушая пение птиц, пока мама не постучала в дверь и не сказала: «Пора вставать». Весь день, в поезде и в Париже, все говорили мне, что я выгляжу усталой, но я отнекивалась: да ничего подобного. И я не лгала. Мне было хорошо. Я чувствовала себя такой счастливой! Вот и все. Конец.
Все улыбаются и хлопают, но нет ни смеха, ни энтузиазма.
— Милая история, — произносит Сесиль.
— Чудненько, — роняет Бин.
Ингрид тоже бормочет какую-то расхожую фразу, а Зара говорит, что отец Анны гордился бы дочерью. Анна, не ожидавшая такой сдержанной реакции, понимает, что друзья проявляют вежливость и чуткость, ведут себя осторожно, поскольку она внесла в комнату мертвого отца и положила его на стол всем на обозрение. Она смотрит мимо них на Пита, который теперь глядит на нее с нежным, проникновенным выражением лица, наклонив голову набок. Он поднимает одну бровь, словно задавая вопрос, и Анна догадывается, что он повторяет свое предложение свернуть вечеринку. Все-таки Пит ничего не понял; он не разделяет ее оживление, а, так же как все остальные, жалеет ее. Только у пьяного Кейра возникает желание разрядить атмосферу.
— А я думал, ты приедешь в Шеффилд без ключей от дома, — говорит он и сам смеется своей шутке. — Или вернешься с чужим паспортом.
Зара сердито косится на него, Пит тоже.
— Зачем ты так? — говорит он, и Кейр поднимает руки вверх.
— Извини, Анна, мне не стоило шутить. Я знаю, тебе пришлось тяжело.
— Ничего, — впервые за вечер Анна чувствует к Кейру какую-то симпатию. — Не грех и пошутить на эту тему, я не возражаю. Отец бы тоже не возражал.
— Нет, я был невежлив. Пит, твоей потере я тоже сочувствую. Это в самом деле черт знает что.
— Заткнись, Кейр, — гневным шепотом останавливает его Зара.
Но Кейр не замолкает. Анна в растерянности смотрит на него.
— Мы, ребята, не хотели вам мешать, но думали о вас. Я знаю, как…
Зара шлепает жениха по руке.
— Замолкни уже! Ты налакался и все путаешь.
Похоже, из-за выпитого Кейр сделался тупым как пень: он поворачивается попеременно к Питу и к Анне, с раскаянием поднимает руки вверх и приносит извинения за то, что «упомянул об этом».
— О чем? — не понимает Анна.
На Пита странное заявление Кейра вроде бы не произвело никакого впечатления. Он сосредоточенно изучает свой пустой бокал, словно там происходит что-то чрезвычайно важное. Тогда Анна смотрит на Зару. Раскрасневшаяся подруга ерзает на стуле и поправляет очки. Затем Анна замечает: Пит и Зара переглядываются — всего за долю секунды между ними проскакивает искра высокого напряжения. Глаза Пита немного расширены и выражают тревогу, как будто какая-то тайна едва не стала достоянием гласности. Затем контакт прерывается: Пит снова колдует над бокалом, а Зара с улыбкой обращается ко всем присутствующим:
— Так кто из нас выиграл? Чья история про Анну лучше всех?
Анна встает.
— Извините, — бросает она и, пошатываясь, выходит из-за стола.
В ванной она включает и снова выключает свет, предпочитая посидеть на унитазе в темноте; раковина и ванна кажутся ей ледяными окаменелостями. Через стену доносятся приглушенные звуки разговоров, Кейр и Хамза с легкостью перекрикивают остальных. Анна пьяна и под кайфом, даже сидя на месте, она чувствует неустойчивость, словно плывет в лодке по морю, но пытается сосредоточиться на том, что сейчас произошло. Она вспоминает слова Кейра по поводу понесенной Питом утраты и о другой странной вещи, которую он сказал ранее, — что на снос стены между кухней и гостиной ушло только две недели. Затем она думает о том взгляде, которым обменялись Пит и Зара, и даже в состоянии дурмана легко приходит к неоспоримому выводу. Эти двое в сговоре и, должно быть, сочинили все это для… чего? Чтобы видеться, потому что они больше не могут скрывать свои чувства друг к другу. С того самого утра, когда Анна уехала на соревнования по гребле и оставила их вдвоем, полуголыми и с похмелья. Именно тогда между ними что-то произошло.
От этой мысли ее бросает в холод. Она вынимает из кармана телефон, и экран загорается, резанув светом по глазам, как фонарик. В ее фотоленте есть несколько снимков, сделанных прошлым летом, примерно в то время. На одном Зара держит в руках бонсай. На другом Зара, Пит и Анна засняли себя где-то на озере; друзья радостно улыбаются, а Анна, возможно, просто прищуривается, но ее лицо явно напряжено. Словно ей известно больше, чем она думает или осмеливается предполагать. Кажется даже, что она всегда знала об этом, но так глубоко в душе, что не принимала это всерьез или вообще не обращала внимания. Наконец найдя подтверждения своей правоты, она испытывает чуть ли не злорадное удовольствие, словно вытащила больной зуб, который ныл годами. Да, она всегда это знала. Зара и Пит неизменно во всем совпадают. У них сходное прошлое и вкусы, одинаковые консервативные представления о своем будущем. А она, Анна, вечно пытается им соответствовать, ломает себя, чтобы отвечать их идеалам. И, поглощенная этим, она удаляется от того, чего действительно хочет в жизни, и отталкивает людей, с которыми должна быть. Она рисует в мыслях Джеффа, стоящего под табло на вокзале, и, не успев опомниться, закрывает фотогалерею и открывает «Кисмет». Новых сообщений нет. Тогда она заходит в «Твиттер» и видит, что большинство подписчиков ответили на ее последний пост, согласившись с ее решением прекратить поиски. Но появилось и новое сообщение от неизвестного посетителя, @18_ffoeg, в 18:44.
«Не падай духом, есть еще море зацепок. Взгляни на бирку с именем на ручке, это начало логотипа. Копай, не сдавайся!»
К сообщению прилагается фотография, и похоже, что
