ней.
– Хорошо, – согласилась мать. – Выкладывай все по порядку, а то меня уже тормошат. И из полиции Лешка звонил, предупреждал, чтобы мы вели себя тише. Что ты в этот раз натворил?
Я хотел уже начать, но мама остановила меня.
– Пойдем за стол. Голодный, наверное? Будешь есть и рассказывать.
Вот поесть я точно не откажусь. Организм давно требовал топлива, сегодня весь день на нервах, я даже почувствовал, что джинсы начали болтаться.
– А баню вы не топили?
– Нет. Сегодня не топили. Но там вода теплая, можешь сполоснуться и так.
– Ладно. Поем, расскажу и потом.
Я хотел приехать к Саше во всей красе.
Рассказывал я недолго, даже сам удивился – вроде событий за эти дни произошло много, а уложилось в несколько фраз. Ясно, что не будешь же рассказывать матери, как мы били китайца у шамана или как Мишка застрелил хунхуза без штанов. Так, что поведал я только факты, без всяких подробностей. Почему-то маму особенно заинтересовал шаман Наиканчин, в прошлый раз о нем она так не расспрашивала. Я даже спросил:
– Что-то случилось? Ему доверять нельзя?
– Нет. Просто бабушка Полина специально просила о нем разузнать все. Похоже, она его знает.
Я успокоился – про это я уже слышал от самого Наиканчина. Хотя это тоже было странно, где могли познакомиться два таких разных человека, но в свете последних его признаний о десятилетней службе в армии шансы такие появились. Бабушка когда-то тоже служила.
К моему удивлению, мама восприняла рассказ о моих приключениях совершенно спокойно, словно уже знала, что произошло. Потом из нескольких ее вопросов, я понял, что это так и есть – похоже, в семье кто-то докладывает ей о моих делах. Я не выдержал и прямо спросил:
– Мама, я вижу, ты уже все знаешь. Зачем я тогда тебе это рассказываю?
Она не стала отнекиваться. Улыбнулась и разъяснила:
– Хороши бы мы были, если бы ждали информацию только от тебя. И сейчас бы до сих пор не знали, что наших убили. А ты мне рассказываешь, потому что только ты все знаешь изнутри. Ты в самой гуще, и твоя информация самая полная. Только после твоего рассказа прояснились некоторые моменты.
Она встала.
– Ладно, иди мойся, я пойду, поговорю кое с кем. Кого возьмешь на встречу?
Я сказал и предупредил:
– Я заберу машину. Вернусь теперь только завтра вечером.
Она вдруг схватила мою голову и прижала к себе.
– Сынок, береги себя. Я не переживу, если что-то с тобой случится.
Потом поцеловала мне макушку, отпустила и быстро, не оглядываясь, вышла из кухни. Я немного опешил – совсем не часто мама позволяла себе такое непосредственное выражение чувств, я к этому не привык. Я скорее ждал подобного от отца.
Я не стал звонить Саше, пусть сегодняшняя встреча будет для нее сюрпризом. Подъехал с другой стороны переулка и оставил машину на площадке у магазинчика, метров за двести от Сашиной общаги. А то увидит в окно, и все – прощай сюрприз.
Я почти бегом заскочил по скрипевшей лестнице на площадку второго этажа. Беспричинная радость переполняла меня, наверное, со стороны я выглядел глуповато – губы помимо моей воли растягивались в улыбке. Нажал на кнопку и услышал, как за дверью затренькал звонок. Эта знакомая мелодия еще подбросила эндорфинов в мою кровь – я наконец вернулся в страну счастья. Дверь растворилась, и Сашины большие глаза стали еще больше, ротик приоткрылся, и она выдохнула:
– Ты?
Я схватил ее в охапку, поднял и закружил по комнате.
– Нет, это не я…
Договорить мне не дали, Сашины горячие губы запечатали мой рот, и я забыл про все – мир сократился до размеров комнаты, где находились мы. Не существовало больше ни нефрита, ни китайцев, ни трупов, во всей вселенной были только двое – я и Саша.
Я не глядя захлопнул дверь и осторожно опустил свою драгоценную ношу на пол. Потом отодвинулся и заглянул в счастливые глаза. Не выдержал и снова хотел поймать ее губы, но Саша уперлась кулачками в мою грудь и отвернула голову.
– Ты бессовестный! Я обиделась…
Она попробовала сделать обиженное лицо, но ей это не удалось – губы сами складывались в счастливую улыбку.
Я снова прижал ее к груди и спросил:
– За что? Я люблю тебя.
В этот раз она все-таки сумела сделать серьезное лицо.
– Так не любят. Ты даже не позвонил мне! Где ты был эти дни? Девочки в больнице такое говорят… Я чуть с ума не сошла.
– Прости меня, солнышко, я все объясню.
Я скинул куртку, разулся и попытался опять обнять любимую, но она увернулась и пошла на кухню.
– Ты наказан. Пока не расскажешь и я не поверю, что позвонить действительно было нельзя, даже не подходи ко мне.
Она отвернулась и нарочито громко начала греметь посудой.
Конечно, я все объяснил ей, и через полчаса мы пили чай, откусывая по маленькому кусочку от одной шоколадки. В моей истории не было ни трупов, ни стрельбы, ни злых китайцев, ни москвичей – все время была тяжелая работа и тайга, в которой нет сотовой связи и из которой я только сегодня выехал. Я знал, что, расскажи я правду, я наверняка потеряю ее – в ее мире не существовало всего этого дерьма, в котором барахтался я. Может, она сама хотела верить в это, а не в те ужасы, что рассказывали ей подруги на работе, а может, потому, что любовь слепа, но я чувствовал, что обида ее растаяла. Я снова был прощен. Конечно, с условием, что это было в последний раз.
Как-то одновременно мы поняли, что чай нас совсем не интересует – наши глаза встретились и сказали все за нас. Саша наклонилась ко мне и прошептала:
– Пошли в спальню…
Каждый раз, когда мы, обессиленные, падали на скомканную простыню, я вспоминал, что мне надо сказать ей, что я скоро уйду. Надо обязательно подготовиться к встрече с китайцами. Хоть мы и победили, но с хунхузами нельзя расслабляться, у них всегда что-то спрятано в рукаве. Однако я заглядывал в блестевшие, счастливые глаза Сашеньки и опять откладывал это. Минут через десять скажу – малодушно думал я и, обняв горячее девичье тело, опять забывал обо всем.
Однажды, когда мы в очередной раз отдыхали после бешеной любовной скачки, в дверь позвонили. Я приподнялся и повернулся к Саше.
– Кто это среди ночи?
– Лежи. – Она придавила меня к постели. – Ошиблись дверью, наверное.
Однако мне показалось, что
