знала одного человека… – начала я и осеклась.
В дверях появилась Фэй. И я словно увидела Чарли. Сердце раскрылось ей навстречу.
– Мне пора, спасибо, – сказала я водителю.
Выбралась из машины и пошла к Фэй. Она, улыбаясь, махала мне рукой, а я всхлипывала.
– Не плачь, милая, – сказала она, обнимая меня. – Все хорошо. – Но когда она отпрянула, глаза у нее тоже были мокрые. – Пойдем. Пол ушел по делам, но скоро вернется. А у меня есть пончики. – Она повела меня в дом. – Передать не могу, как я рада тебя видеть, Лея. Чарли был бы счастлив, что мы встретились.
Меня просто перевернуло, что она так легко произносит его имя. Я же, как только пыталась что-то сказать, начинала рыдать. Мы сели за обеденный стол, и Фэй поставила между нами коробку бумажных салфеток.
– Знаю, – сказала она. – У меня тоже бывают такие дни…
Я кивнула, пытаясь взять себя в руки.
– Все дело в том, что я увидела вас. Я еще ни разу не говорила с тем, кто его знал. Фэй, я… Я даже представить не могу, каково вам.
Она быстро кивнула.
– Сначала было невыносимо. Я плакала неделями напролет. Первые два месяца вообще не вставала с кровати. Если честно, я тот период почти не помню. Но Пол очень меня поддержал. И Тайлер, и Чед тоже. И вместе мы выкарабкались. Понимаешь, теперь самое страшное уже случилось. Хуже не будет.
От нее по-прежнему веяло теплом, которое я так любила, но взгляд изменился, стал более ярким и твердым. Глядя на нее, становилось понятно, что эта женщина побывала в аду и решила не оставаться там навсегда. Однако куда переместилась, где пребывала сейчас, когда мы разговаривали, сидя за столом, я не вполне понимала.
Потом она начала рассказывать. Как ночью к ним пришла полиция. Она проснулась от стука в дверь, открыла, увидела на пороге полицейского со шляпой в руке. И сразу все поняла, хотя он не успел еще сказать ни слова.
Потом Фэй стала описывать, как увидела Чарли в гробу в день похорон. И только рассказывая, как он выглядел в выбранном ею костюме, заплакала.
– Такой красивый… – Голос Фэй сорвался, и она машинально потянулась к коробке с салфетками. – Мой малыш.
Еще Фэй сказала, что все время ощущает его присутствие – когда одевается утром, садится в машину, ложится вечером спать.
– Плохо только, что теперь с ним не поговорить, – добавила она.
Однако, уверяла Фэй, он все время здесь. То по радио включат его любимую песню, то в дождливый день вдруг выглянет солнце, то он придет к ней во сне. Сначала я решила, что она помешалась, но потом поняла, что тоже это чувствую. Постоянно ищу доказательства того, что он рядом.
Пол в тот раз так и не пришел. Не знаю, действительно ли он отбыл по делам или прятался где-то в доме, но все утро мы провели вдвоем с Фэй. Я могла бы до вечера ее слушать. Мне хотелось знать о Чарли все. Каким он был в детстве. Остались ли у нее фотографии. Я-то была знакома с ним всего год. Однако я ни о чем таком не спросила, и в какой-то момент она подняла глаза на висевшие на стене часы.
– О боже! Как время бежит. – Фэй сжала мою руку. – Очень рада была с тобой повидаться.
Вдруг стало больно. Мне не хотелось уходить. Но, конечно, я поднялась из-за стола.
– Спасибо, что пригласили. Для меня это много значит.
– Чарли очень рад. Он сейчас здесь.
Я кивнула, хотя и не поверила ее словам.
– Я очень его любила.
– Он знает, милая.
Днем я прошла по знакомому маршруту от кампуса по Горхэм до моей старой квартиры. Слезы так и лились из глаз с тех пор, как я вышла от Фэй. Так странно, иногда я начинала судорожно всхлипывать, а иногда просто тихо плакала, испытывая почти умиротворение. Оплакивала свою потерю. Такую горькую, какой у меня не было с моих тринадцати, когда ушла мама.
Мы мало говорили об этом. Наверное, каждому из нас проще было найти утешение у посторонних. Отцу – у Моники. Аарону – у Хейли. Нам с Беном – у кого придется. Утешать друг друга мы не могли – слишком интимные и стыдные переживания.
Я вспомнила, как Фэй сказала, что они выкарабкались все вместе. Всей семьей – она, Пол, Чед и Тайлер. Неужели они были ей так же близки, как и Чарли?
После его смерти Тайлер сменил аватар в Фейсбуке на фотографию, где они с Чарли были сняты вместе в детстве. И подписал ее: «Братишка, всегда буду тебя любить». Интересно, что бы Чарли сказал, если бы увидел ее. Жаль, что этого уже не случится. Возможно, вся его жизнь пошла бы по-другому.
Я дошла до Норрис-корт. Села на скамейку во дворе, где мы любили сидеть с Чарли. Когда человек умирает, воспоминания о нем меняются. Сейчас я словно смотрела на нас со стороны – цепляющихся друг за друга в надежде на лучшую жизнь. И не судила ни его, ни себя.
Уилсон читал свои рассказы в Государственной библиотеке Мэдисона, но не в том зале, где когда-то проходили выпускные чтения. Находилась она в квартале от Капитолия, от моей съемной комнаты идти было десять минут. Мы договорились встретиться с Вивиан и Роаном и пойти вместе. На Ист-Джонсон они подошли ко мне, держась за руки, и я сразу представила, как они вот так гуляют по Манхэттену. Быстро шагают и разговаривают – вернее, говорит больше Вивиан, а Роан смеется. Она совсем не изменилась, только волосы коротко остригла. У Роана слегка округлилось лицо, а еще он отрастил бороду. Вид у него был очень счастливый.
Я увидела их, и меня не накрыло завистью, нет. Просто вдруг осенило. Оказывается, все эти тексты в моем компьютере ничего не стоили. Не были реальными. Единственное, что есть в этой жизни настоящего, это тот, кто рядом с тобой.
Мы обнялись, обсудили, как это странно – вдруг вернуться сюда, а потом двинулись по Ист-Джонсон к Капитолию.
Войдя в библиотеку, мы сразу заметили Дэвида: он стоял в фойе возле стола, заваленного экземплярами книги Уилсона.
Дэвид замахал нам руками. Он по-прежнему носил усы, но бороду сбрил и одет был сплошь в джинсу и шерсть. Потом подошел Уилсон в классической рубашке и брюках, очень нарядный и очень взволнованный. Роан попросил его подписать ему книгу, Дэвид стал расспрашивать, как прошел тур, а
