другую боль.
— Я не влюблена, — вспылила Ида, но в мыслях задумалась, а так ли не прав Ишас? Что она чувствовала к Луйсу и что чувствовала к Ишасу. — Он просто обещал помочь найти моих родителей.
— Ты рассказала ему? — Ишас покачал головой. — А не спросила, зачем ему это?
Ида открыла рот, чтобы ответить, но поняла, что у нее нет ответа. Она никогда не задумывалась, зачем Луйс помогает ей.
Оставшийся путь они проделали молча. В доме Ида перевязала рану. Они молча сидели, пили травяной чай, который должен был уменьшить боль Ишаса, и лишь глаза выражали боль и обиды, но никто из них не посмел нарушить вязкую тишину. Их жизнь изменилась. Что они могли сказать сейчас друг другу, чтобы это не было ложью? А на правду не хватало смелости.
— Вернемся домой со мной? — в долгой, ставшей привычной тишине прозвучал слабо голос Ишаса. На какое-то мгновение Иде показалось, что он ей послышался, она была далеко отсюда.
— У нас больше нет дома, у нас его забрали, — горько вздохнула Ида, впервые осознав, в какой момент сбежала из деревни. Она все это время не думала о том, что ждет тех, кто выжил. Пришли уже каратели или пока вести не дошли до столицы? Не появлялись новые отряды азкаретцев? Она и хотела, и боялась спросить Ишаса, но он сам ответил ей своим тяжелым молчанием и скорбью в глаза.
— Ты не спрашивала себя, как в деревне появились чужеземцы и как удачно все совпало с днем прибытия столичных стражников?
Ида в удивлении уставилась на Ишаса, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Я не… — Ида замялась, она не понимала, что Ишас имеет в виду, на что он намекает. — Я не думала об этом, мало ли в столице шпионов или за столько лет они могли разведать тропинку в горах.
— Ида, ты не хочешь видеть того, что рядом с тобой. Ты не будешь в безопасности.
— Не буду, у меня всех отняли. У меня ничего не осталось. У меня нет семьи, нет дома, — Ида еле сдерживала слезы.
— Да, дома больше нет. Но мы можем построить новый, можем найти приют в любом месте, мир открыт для нас, у меня есть сбережения. Ида, я твоя семья, — ожидание в его глазах отдавались болью в ее груди. Как же она хотела уехать с ним, быть далеко от всего — от пророчества, от прошлого, от предсказанного и неизбежного будущего.
— Я не могу — Ида хотела объяснить ему, но пока подбирала слова, он грустно посмотрел на нее, улыбнулся и произнес:
— Уедем куда захочешь? Ида, Луйс опасен, он не тот, за кого ты его принимаешь. Ты можешь считать меня сумасшедшим, но…
— Ишас, ты не понимаешь. У меня нет и не может быть дома. Я могу уничтожить все. Все, кто мне дорог умирают, Ишас, я не могу.
— Я в это не верю! Почему ты решила, что ты, — он замолчал, осторожно огляделся, будто их могли подслушать, — что ты сама знаешь кто? То, что ты выжила, еще ничего не значит.
— А знамения? Сны? Все, что начало происходить в деревне.
— Это может не быть связано с тобой, ты не хочешь видеть ничего дальше своих убеждений. Они начались с его появлением, как ты не понимаешь. — Ишас злился, но опустил голову, тяжело вздохнув. — Ида, уедем со мной, мы вместе во всем разберемся. Прошу.
В душе Иды забурлили чувства, она хотела, чтоб он уговорил ее, убедил, сказал, что не уйдет без нее, но он молчал, больше ничего не сказал, и это молчаливое согласие превратило чувство вины в гнев.
— Я не могу, Ишас. — Ида хотела рассказать, но знала, что он не поверит в сон со змеей.
Ишас встал, заглушил в себе порыв обнять ее в последний раз, лишь улыбнулся и покачал головой.
— Спроси Луйса, кто он и зачем тебе помогает. Прощай, Ида. Надеюсь, ты найдешь свое счастье.
* * *
Как близок был мой провал, как скоро поражение. И ради чего? Знал бы, как далеко заведут мои мысли, пошел бы простым путем. Где я растратил, где растерял коварство, которое приписывали мне смертные на протяжении сотен эпох? Где чернь, где мрак души, застилающий взор и удерживающий от падения меня, но толкающий на грех других? Я могуществен. Я велик. Имя мне легион. И что стало со мной? Устал я, потерял цель, по что теперь влачить существование. Я думал, ты заточил меня в тюрьму, в клетку, но нет, Отец, ты мир свой заточил в клетку, назвав ее свободой. Я сетовал, что всем дарована свобода, кроме меня, но сейчас я вижу — никто не свободен. Ни я, ни они. Нет, не обольщайся, во мне не жалость к смертным говорит. Они заслужили свой удел, слепцы. Но не я. Я рожден быть свободным и не подчиняться чьим-то приказам. Я не сложу оружие, не выброшу белый флаг. Не жди. Не надейся. Я все еще жажду тебе доказать. Хотя есть ли смысл? Я так близок к цели, к осуществлению своего замысла. Неужели меня может что-то остановить. Если бы и могло, слишком высока цена. Ты создал меня одновременно с гордыней и ждешь, что я отступлюсь? Во мне нет любви, я не способен на нее, ведь если бы она была, я б не отдал ее вам и вашим замыслам. Она смогла бы стать моей царицей и править со мной над мраком бездны, освещая путь потерянным душам, которых ты покинул. Она могла бы…
Глава 22. Отречение (Ранее 28. Начало конца)
Она долго не могла уснуть после ухода Ишаса. Ида знала, что обидела его и он никогда не простит ее. Никогда. Он всегда выслушивал ее, даже если не верил, всегда поддерживал, а она даже не спросила… Что он говорил про отряд и почему предупреждал про Луйса. Ида пыталась унять боль в груди и остановить слезы, но не смогла. Рыдания прорвались наружу вместе со скорбью и страхом. Что она натворила. За что ей все эти испытания. Почему она каждый раз принимает неверные решения. Сперва отец, теперь Ишас… Могло ли все пойти иначе. Мысли кружили в голове, разрывая стены, удерживающие их, они острыми шипами впивались в тело, казалось, будто все ее существо было натянутым нервом, готовым вот-вот разорваться. Но постепенно ее так захлестнули мысли и усталость вперемешку со страхом, что она уснула. Ей ничего не снилось, а может
