на жизнь со мной. У нее есть полное право решать, чего она хочет, и, если это будет кроличье рагу вместо балазийской икры, пусть так и будет. Я дам ей лучшую жизнь, какую только смогу. Я буду бороться изо всех сил, чтобы сделать ее счастливой.
До моих ушей доносится шорох травы. Мист ворошит охапки травы, которые я собрал для нее в долине. Я отрываю взгляд от Сабины и иду к лошади, прислонившись к скалистой стене пещеры.
― Ты ведь все равно не хотела ехать в Дюрен, правда, сумасшедшая кобыла?
Она перестает есть, чтобы потыкать мордой в мои карманы, пока я не достаю кусок сыра, который приберег для завтрака. Я протягиваю его на ладони.
― Да, да. Бери.
Я глажу ее шелковистую белую гриву, пока она наслаждается сыром. Перед моим отъездом Райан приказал конюхам освободить просторное стойло его призового жеребца, чтобы обеспечить место для Мист, и даже купил для Сабины лучшую амуницию в качестве приветственного подарка. Он заплатил целому штату швей, чтобы те сшили платья по ее меркам. Он заказал кузнецу обручальное кольцо из кратийского золота со вставкой из древнего алмаза «Слеза титана», столь знаменитого, что он даже упоминается в «Книге бессмертных». Он даже приобрел картину с изображением бессмертной Айюры в знак уважения к богине-покровительнице добродетели Сабины ― конечно, это было необдуманно.
Он давно хотел ее. Он целый год готовился к этому. Он втянул ее отца-идиота в подстроенную карточную игру, чтобы тот влез в долги так глубоко, что был готов на все, лишь бы рассчитаться.
Я сильно царапаю ногтями кожу головы, но боли недостаточно. Мист неотрывно следит за мной своими бархатисто-черными глазами, пока я судорожно мечусь по пещере туда-сюда.
Когда я согласился сбежать с Сабиной, я знал цену. Предательство единственного человека, который проявил ко мне заботу. Все сводится к простому жребию, как в любимой игре Райана ― подбрасывании монетки-десятицентовика Голата. Сабина или Райан. Райан или Сабина. Один из них всегда должен был почувствовать мой нож в спине.
И это точно будет не она.
Я закрываю глаза, сжимая неровную переносицу, сломанную на ринге столько раз, что потерял всякую чувствительность.
― Вульф. Ну же, лентяй. Вставай. — Я как сейчас слышу голос Райана, хотя прошло много лет. ― В борделе на Второй улице появились две новые девушки. Близняшки. Мы можем трахнуть их вместе, а?
Я заканчивал учения на тренировочной площадке Золотых Стражей. Армейский лагерь находился к северу от стен Дюрена, прижимаясь к краю Чернолесья. Странно, что Райан прервал меня во время учений, и я уже собирался сказать ему, чтобы он отвалил, когда заметил карету лорда Берольта, подъехавшую к стрельбищу.
Лезвие страха вонзилось мне в живот.
Лорд Берольт всегда увлекался поцелованными богами, но теперь, если верить темным слухам, он начал ставить эксперименты над стареющими шлюхами, отработавшими свой срок, или над солдатами, не обладающими нужными для сражений дарами.
Я пытался быстро решить, считаются ли мои навыки необходимыми.
― Пойдем, Вульф, ― настаивал Райан, его голос звучал спокойно, хотя в глазах читался страх, когда он смотрел на отцовскую карету. ― Скажи своему командиру, что я приказал тебе закончить пораньше, чтобы ты мог окунуть свой член в близняшку.
Он вытащил меня оттуда до того, как лорд Берольт начал просматривать тренировочные площадки в поисках подходящих кандидатов для своих экспериментов. Райан уже не в первый раз спасал меня. Он всегда укрывал меня от внимания отца. Преуменьшая значение моего дара, настаивая на том, что я всего лишь боец, с которым можно тренироваться. Он всегда скрывал свои истинные намерения за ухмылкой и язвительностью.
У Мист заурчало в животе. Она обнюхивает мои карманы в поисках сыра. Я ласково качаю головой, радуясь, что отвлекся от прошлого.
― Кто еще слышал о лошади, которая любит сыр? Не думаю, что это полезно для тебя, сумасшедшая кобыла. ― Я копаюсь в мешке, чтобы найти для нее еще какое-нибудь угощение, и мои пальцы нащупывают скомканный конверт. Я достаю письмо лорда Чарлина Дэрроу.
С тех пор, как мы покинули Бремкоут, я не вспоминал о письме. Восковая печать Дэрроу блестит в свете огня с эмблемой в виде головы овцы. Я понимаю, что лорд Райан никогда не получит это письмо, раз уж я не вернусь в Дюрен. Я могу бросить его в огонь. Я могу позволить ему превратиться в пыль, забытому на дне моего заплечного мешка.
Или я могу прочитать его ― почему бы, черт возьми, и нет? Какой секрет был настолько значимым для лорда Чарлина, чтобы он решил, что это может поколебать Райана?
И все же я замер на минуту, прежде чем сломать сургучную печать, все еще связанный многолетней верностью. Но потом я смотрю, как Сабина сладко дремлет под одеялом, дрожа без моего тепла рядом с ней, и мое сердце понимает, что ради нее я готов спуститься в преисподнюю.
Рывком пальца я срываю печать и открываю письмо. Не знаю, что я ожидал найти. Мелкий скандал, о котором узнал лорд Чарлин; какую-нибудь взятку. Может быть, жалкое пари на скачках в попытке вернуть свое состояние.
Но как только я читаю первую строчку, снисходительность исчезает с моего лица.
Левая рука начинает дрожать. Нет-нет, это не может быть правдой. Этого просто не может быть. Мне приходится перечитывать первые несколько строк дважды. Зрение затуманивается, и я подношу письмо к свету костра, чтобы продолжить чтение. И, клянусь Бессмертными, оно продолжается и продолжается. Каждая строчка леденит душу сильнее предыдущей, словно наполняя мой желудок отравленной едой.
То, что лорд Шарлин утверждает в письме, невозможно. Он лжец или, в лучшем случае, запутавшийся старик. Но он клянется, что у него есть доказательства его немыслимого заявления ― заявления, которое настолько судьбоносно для Сабины, меня и Райана, что изменит все.
У старого пьяницы действительно был чертовски страшный секрет.
Не знаю, сколько раз я перечитал письмо, прежде чем смять его в кулаке. Мое сердце бьется неровно. Я нахожусь в состоянии войны с самим собой. Кто еще знает этот секрет? В письме лорд Чарлин утверждает, что никому не рассказывал.
