Но если бы она оказалась хотя бы отчасти под стать вам, Пип, то я бы очень-очень ею гордилась.
Пип польстили эти слова.
– Ах, Эвелин… Давно уже я ни от кого не слышала таких приятных вещей. Уверена, мы со Скарлетт крепко подружились бы. Не исключаю, что мы с ней успели бы познакомиться.
Эвелин скептически прищурилась.
– Впрочем, не берусь утверждать, – уступила Пип. – Учитывая скорость моего бегства из Саутволда, это сомнительно. Но если бы мы повстречались, то, уверена, поладили бы.
– Я тоже так думаю, – поддакнула Эвелин.
– Мы гордились бы вами, – продолжила Пип. – Любо-дорого смотреть, как вы справляетесь со всем, за что беретесь: наводите порядок дома, занимаетесь театром. Она бы не могла на вас наглядеться.
Потом, простившись с Пип и готовясь ко сну, Эвелин размышляла о Скарлетт. Ей нравилось представлять ее взрослой, матерью собственных детей. До встречи с Пип она позволяла себе думать о Скарлетт только как о трехлетке, дочь застыла для нее в возрасте своего ухода из жизни. Но теперь она лучше представляла, какой могла бы стать Скарлетт, и это открывало для нее совершенно новую главу. Конечно, в этих мыслях к радости примешивалась горечь, но она уже могла открывать и закрывать эту книгу, когда пожелает. За это она благодарила Пип.
49
Пип сидела за столом в кухне с чашкой крепкого горячего чая, открыв свой ноутбук. Она просматривала предложения о сдаче квартир. Пока что все они либо располагались слишком далеко от центра Лондона, либо были слишком дороги. У нее оставались кое-какие сбережения, но доходы иссякли вместе с уходом с работы. Она надеялась это исправить, но знала, что нет гарантии, что это произойдет быстро, и не хотела влезать в капкан неподъемной арендной платы.
Она все более предметно размышляла о возвращении. Накануне она набралась смелости и позвонила судебному клерку по имени Мэтт, помогавшему ей с самого начала ее карьеры. Она считала, что он к ней неравнодушен, недаром приберегал для нее самые лакомые дела и прикрывал ее, когда она допускала ошибки.
– Мэтт, – начала она, услышав на том конце линии его голос, – это я, Пи… Роз.
– Привет, Роз, как ты? – Он так обрадовался ее звонку, что она чуть не расплакалась. – Прошу тебя, скажи, что возвращаешься! Я тут совсем зат… Словом, у меня для тебя куча работы. Молви хоть словечко – и я начну спихивать ее тебе.
Пип слегка опешила. Это было не совсем то, чего она ждала, беря телефон. С другой стороны, ее не забыли, это же чудесно!
– Я еще не уверена, когда это произойдет, – промямлила она. – Надеюсь, достаточно скоро.
– Страшно рад слышать, что ты идешь на поправку, – сказал Мэтт. – Как только будешь готова вернуться, немедленно предупреди меня.
Готова ли она? Еще месяц назад она бы с сомнением покачала головой при мысли о возвращении к прежней жизни. Когда отец повез ее в Лондон забрать вещи из квартиры Доминика, она не смогла сама к ним притронуться и оставила сваленными в чулане. Но пару дней назад, вдохновленная подвигами Эвелин по части наведения порядка, она туда вернулась.
Судя по всему, Доминик оплатил чьи-то услуги. Все ее вещи были упакованы в пластиковые пакеты, обувь и туалетные принадлежности завернуты в бумагу и разложены по коробкам. Разворачивая каждую вещь, Пип поймала себя на рождественском ощущении; не было, правда, предвкушения радости. Раз за разом она ждала прилива грусти, усиления страха будущего. Но нет, беря в руки свидетельства своего прошлого, она всего лишь удивлялась раз за разом, как далеко от него ушла.
Если бы до трагедии ей задали вопрос, какая ее любимая вещь, она бы без колебания ответила: первая ее пара лабутенов. Она до сих пор помнила, как вынимала их из коробки, любовалась, гладила красные подошвы. Но теперь, достав и держа их в руках, она, как Дороти с рубиновыми туфельками в «Стране Оз», видела только красивые, но чудовищно дорогие туфли, ничего больше. На ферме их можно было бы надеть, только когда никто не видит, ведь родителям невдомек, каким смыслом они наполнены. Точно так же отнеслась бы к этим туфлям и Эвелин, она бы не одобрила Роз, придающую столько значения подобным символам статуса. Да и сама она отреагировала бы теперь так же, если бы ее познакомили с некоей Роз…
Одежду она повесила в шкаф – понадобится, когда она вернется на работу; туфли остались в коробках. Ни отчаяния, ни страха она не испытала, только чувство очищения. Вещи есть вещи, да, хорошие, но всего лишь вещи, не наделенные особенным смыслом или важностью.
Зато в полный рост встала проблема квартиры. Те, что предлагались в районах, которым она отдавала предпочтение, не говоря о месте, где она жила с Домиником, были слишком дорогими, жить там одна она не могла себе позволить. Она огорченно вздохнула, и в этот момент в кухню вошла мать.
– Как дела? – спросила мать.
– Лондонские квартиры дороги до неприличия, – посетовала Пип.
Мать замерла.
– Не знала, что ты подумываешь об отъезде, – сказала она, стараясь не выдавать волнения.
– При такой арендной плате я не сдвинусь с места, – отозвалась Пип, делая вид, что не понимает смысл услышанного. – Или придется снимать с кем-то на пару. Нет, искать одновременно подходящую квартиру и соседку – это выше моих сил.
Мать взглянула через ее плечо на квартиру на экране, студию в новостройке в Шордиче, и при виде цены присвистнула. После этого она отошла налить чайник.
– Раньше ты жила поблизости? Прости, я не разбираюсь.
– Да, примерно, – подтвердила Пип.
– Это близко от работы?
– Более-менее, полчаса на метро.
Мать состроила гримасу.
– Разве это удобно?
– Для Лондона даже очень, – заверила ее со смехом Пип.
Мать помолчала, опуская пакетики в заварной чайник.
– Я бы начертила на карте круг из точки, где работа, и отметила все предложения в радиусе сорока пяти минут езды.
Пип обдумала этот вариант. Раньше она думала снова поселиться в Шордиче, все остальное ее не прельщало. Бывало, садясь в такси, она гордо называла адрес; они с Домиником поздравляли друг друга с отменным вкусом. Сейчас, напрягая память, она не могла вспомнить, каково это – испытывать наслаждение по столь пустяковому поводу.
Но мать была права. Зачем ей безвкусная гламурная квартира за умопомрачительные деньги, в окружении людей, не знакомящихся с соседями, когда выбор гораздо шире? Почему не отъехать немного дальше? Так поступали многие, ничего не теряя.
Ну нет, подумала она. Такие, как Доминик и она, как раз
