Книга Серафим - Оливия Вильденштейн

– Не могу поверить, что ты оправдываешься! Что именно ты ему сказал, что у него даже не хватило духа остаться мужчиной и позвонить мне?

– Я велел ему потерять твой номер.

Я сжала локти, костяшки пальцев побелели.

– У тебя нет стыда.

– Через два месяца тебя здесь уже не будет.

– Или нет! – Я раздраженно вскинула руки. – Но это не имеет никакого отношения к делу!

– Тебя здесь не будет. – У архангела было девяносто девять проблем, но уверенность во мне не входила в их число.

– Все равно ты не имеешь права решать, что мне делать в оставшееся время, – прошипела я.

Воздух вокруг его тела, казалось, подрагивал от жара, будто его раздражение раздувало огонь в венах.

– Мне действительно не хочется сейчас находиться с тобой в одном помещении. – Я попыталась обойти его, но он взмахнул крыльями так, что их бронзовые кончики задели обе стены галереи.

Да, она была маленькой, но его крылья до смешного огромны.

Я остановилась в дюйме от преграды из перьев.

– Убери, или я прорвусь сквозь них.

Ашер не убрал их с моего пути.

Я уставилась на него.

– Я серьезно, Сераф. Убери их. Сейчас же.

– Не могу.

– Не можешь? – повернулась я к нему и зашипела: – Почему? Их свело судорогой?

– Нет.

– Тогда почему ты не можешь их сложить или скрыть магией?

– Когда ты тлела передо мной, Селеста…

– Я сказала тебе забыть об этом, – раздраженно выдохнула я, проклиная свою душу и кожу за то, что она загорелась ради него.

– …когда ты тлела, твое сияние мгновенно погасло?

– Не понимаю, какое отношение имеет продолжительность моего тления к тому, что ты не можешь убрать свои крылья от моего лица.

– Селеста, – прорычал он.

– Что, Сераф?

– Я распушился перед тобой.

Глава 39

Ашер не испускал дым, но вены на его руках и шее вздулись.

Я моргнула, взглянула на него, потом на его крылья, затем снова на него.

– Почему? Почему ты распушился?

Он закрыл глаза и потер переносицу.

– Потому что я растерял свой чертов ангельский разум. – Он говорил так тихо, что я едва расслышала его слова за стуком в моей груди. Когда его веки раскрылись, радужки, обычно такие яркие и ясные, искрили молниями. – Потому что я эгоистичный мужчина, который может предложить столь мало, но взамен хочет получить все.

Мое дыхание замедлилось, и то, что таилось в груди, то, что жаждало архангела, несмотря на его переменчивость, контроль и недоступность, начало расти.

– Я обещал Совету Семи, что сосредоточусь на Элизиуме, на нашем народе. Я поклялся избегать любых отвлекающих факторов, особенно физического характера. И все же я здесь, распушился из-за тебя. – Он издал горький смешок, от которого у меня по коже побежали мурашки. – Я не заслуживаю быть архангелом, и, не будь я так обеспокоен судьбой Найи, я бы отказался от своего места. Но я в ужасе, Селеста. Мне страшно, что ее заберут у меня. Но теперь я еще боюсь, что тебя у меня тоже отнимут. Я не могу потерять ее, но я также не могу потерять тебя. – Его голос, такой ровный и сильный, сорвался на последней фразе. – Я не могу позволить себе отвлекаться, но я также не способен смириться с тем, что ты будешь с Филиппом. Или с кем-то вроде него. Вроде Джейса.

Щекочущее чувство зародилось под веками. Распространилось на нос и горло.

Ашер бросил на меня самый душераздирающий взгляд.

– Тебе не место рядом с ними. – Он тяжело сглотнул.

– Тогда рядом с кем мое место?

Архангел провел дрожащей рукой по лицу, словно желая стереть с него разочарование.

– Почему мы не могли встретиться через двадцать лет?

Мое сердце подпрыгнуло. Сжалось. Подпрыгнуло. Сжалось.

– Где мое место, Сераф?

Перья зашелестели в воздухе маленькой галереи, когда они наконец начали втягиваться.

– Со мной, Селеста. Твое место рядом со мной. Ты принадлежишь мне. – А потом он шагнул вперед, заполняя пространство вокруг меня. Заполняя абсолютно все пространство. – Точно так же, как я принадлежу тебе. – Он расстегнул жилет, взял мою руку и прижал ее к своей белой рубашке, прямо к низу грудной клетки. Далеко от сердца, но все же под его кожей что-то билось.

– Предполагаю, что это не беременность, – в конце концов вымолвила я, поскольку… что это, во имя Абаддона, такое?

– Ты не поняла… – Не вопрос. Просто наблюдение.

Он положил свою ладонь на мой живот, и он напрягся, прижимаясь к стенке кожи. Подождите, это мой живот? Там, где желудок? Может, это мое сердце… Возможно, архангел наконец-то сумел его выбить.

Ашер накрыл мою руку той, что не лежала у меня на животе.

– То, что ты чувствуешь, – это моя душа.

Мои глаза распахнулись.

– Твоя душа? Мы можем чувствовать души? Я думала, что только серафимы и малахимы обладают подобной способностью.

– Серафимы способны контролировать все души. – Он переместил мои пальцы чуть ниже, и за этим последовал толчок. – Малахимы же обладают способностью только направлять души из безжизненных тел в новые. – Он обвил мою талию, прижав ладонь к спине. Трепет внутри меня последовал за его рукой, как щенок ротвейлера, которого я кормила батончиком.

– Насколько мне известно, я не архангел. – Я переместила руку к его боку, и его душа рванулась за ней.

Он убрал ладонь с моей руки и с предельной нежностью прикоснулся к моей щеке.

– Ты можешь чувствовать мою, Селеста, потому что моя беспечная душа решила, что она принадлежит твоей. – Воздух потемнел, когда его крылья обвились вокруг наших тел. – Ta yot neshahadzaleh, levsheh. – Кончики его пальцев протанцевали по моей спине, затем вернулись вниз, прежде чем нежно обхватить талию. – Ты половинка моей души, милая.

Моя кровь сгустилась, а затем взорвалась, и кожа отбросила блестки по дугообразному простору его перьев.

– А я думала, что levsheh означает «отпрыск демона».

На его губах мелькнула натянутая улыбка.

– Я заявляю, что моя душа не может существовать без твоей, а ты улавливаешь только это?

Я пожала плечами, но, поскольку я дрожала, это, вероятно, выглядело так, будто на меня обрушился один из тех холодных ветров, которые проносятся вокруг небоскребов в разгар зимы.

– И отродье демона? С чего ты взяла, что я стану называть тебя так?

– Возможно, все дело в твоем тоне.

Он приподнял бровь.

– Моем тоне?

– Да. У тебя непревзойденный талант набрасываться на меня.

Его улыбка застыла.

– Ты пробуждаешь во мне эмоции, о которых я даже не