тебя видеть». И ведь он понимал её. И поймёт, если она откажется его выслушать, если прогонит. Сам кругом виноват.
Остановившись перед её дверью, на несколько секунд задержал дыхание, чувствую, как бешено колотится сердце. Затем вдохнул полной грудью, шумно выдохнул и позвонил. В глубине квартиры послышался шорох, тихие шаги. Кружок дверного глазка на миг загорелся жёлтым, и тут же его накрыла тень. Понял — Эм увидела, что это он, и затихла.
Шаламов звонил раз за разом, а под конец и вовсе не отпускал кнопку звонка. Эм не отзывалась.
Ясно, что она не откроет. В отчаянии он припал к двери, упёрся ладонями, уткнулся лбом.
— Эм, — позвал он. — Эм! Прости меня. Я слышу — ты тут. Я даже слышу, как ты дышишь. Эм, пожалуйста, просто выслушай меня. Я знаю, что сильно тебя обидел. Сделал тебе очень больно. Прости меня. Я правда меньше всего хотел причинить тебе боль. Я думал… думал, что у тебя другой, потому что… я идиот. Теперь я знаю, что это была не ты, Лёва только что во всём признался… Это была какая-то дикая подстава… Эм, прости! Мне очень плохо без тебя, Эм… Я так тебя люблю.
Так он и стоял, ожидая хоть какого-нибудь ответа. Но с той стороны молчали. Вскоре свет в прихожей погас, он снова уловил шаги, только теперь удаляющиеся…
* * *
Эм
Этот дурной будильник заверещал так истошно, что я подскочила, перепугавшись. На часах — восемь утра, в десять — у меня электричка. Времени в обрез. Ещё позавчера мы договорились с Алёной и Максимом рвануть в Листвянку, провести выходной на Байкале. Это их затея — решили отвлечь меня от страданий.
Ехать мне, конечно же, никуда не хотелось, но их забота очень тронула, поэтому согласилась. А сейчас пожалела. Чувствовала себя совершенно вымотанной и разбитой, потому что почти всю ночь проворочалась и уснуть смогла лишь под утро. Странно, что вообще уснула.
Вчера снова приходил Эш! Звал меня под дверью, а какие слова говорил… Я слушала и захлёбывалась слезами. И даже после того, как он ушёл, я ещё очень долго не могла успокоиться. Да как тут успокоиться, когда сердце в клочья? Господи, кто бы знал, каких душевных сил мне стоило не поддаться, не открыть ему! Меня так и разрывало. Так хотелось к нему, что аж больно было. Но зато теперь я могу собой гордиться. Наконец-то сумела устоять перед ним, проявила волю, сохранила достоинство. Только вот почему на душе так горько? Так безысходно и тоскливо? Нет, всё-таки какие молодцы Алёна с Максимом, одна бы я точно сошла с ума.
Я позавтракала на скорую руку, сунула в рюкзак пакет с бутербродами, маленький термос с чаем, туго свёрнутый плед. Торопливо надела кроссовки, ветровку, проверила деньги. Без двадцати девять в спешке выскочила из квартиры в подъезд и чуть не грохнулась, налетев на костыль Шаламова. Сам он крепко спал, сидя на полу у моей двери.
Сердце пропустило удар и сразу пустилось вскачь. Чёрт! Эш слегка вздрогнул, но не проснулся. Я осторожно закрыла дверь, на цыпочках обошла его и стала спускаться вниз. Пройдя два пролёта, остановилась. Горло вдруг перехватило, а сердце и вовсе как сошло с ума.
Сделала ещё несколько шагов вниз, а потом развернулась и побежала наверх.
— Эш, — тронула его за плечо.
Он поднял голову. Сонно мазнул по мне непонимающим расфокусированным взглядом, затем нахмурился, словно глазам не веря, сморгнул.
— Эм… ты… — произнёс он одними губами.
Медленно поднялся, придерживаясь рукой о стену, покачнулся, но устоял. С минуту молча смотрел на меня с такой тоской, что у меня защемило в груди. А потом притянул к себе и обнял крепко-крепко.
Эпилог
Год спустя
Густые, лохматые ели и вековые сосны сменились редкими перелесками, потом и вовсе широким полотном раскинулись луга, а вдалеке уже виднелись серые ряды многоэтажек и россыпь приземистых, деревянных домишек. Ещё несколько минут и поезд, сбавив ход и огласив своё прибытие мощным гудком, подкатил к вокзалу Адмира. На перроне суетились люди, кого-то встречали, провожали. Лица многих, да почти всех, были знакомы. Удивительно и непривычно.
— Волнуешься? — Эш взял меня за руку.
— Конечно, — кивнула я, — пять лет тут не была, даже больше. Не знаю даже — может, зря мы маму послушали и не надо было приезжать…
— Ну, теперь-то что уж, раз приехали… О, вон и Дина Владимировна. А с ней это и есть твой новый папа? — засмеялся он.
— Эш!
Мама постриглась, и новая причёска её молодила, Пал Палыч наоборот отпустил короткую бородку и усы. Наверняка, она заставила, чтобы не выглядеть старше него.
— А как мне их называть? Мама и папа?
— Эш! — взмолилась я. Меня почти трясло, а ему всё шутки. Такие воспоминания нахлынули — ужас!
И потом, я всё-таки боялась, как мама воспримет Эша. Она так к нему плохо относилась! А мы ещё и на свадьбу её не позвали. Но мы и родителей Эша не звали, и вообще никого, кроме Ады, Макса, Алёны и Саши Дёмина. Да у нас и свадьбы-то не было, просто расписались две недели назад и скромненько в кафешке посидели.
Однако мама удивила — разулыбалась, даже обняла нас по очереди. И сказала этак игриво:
— Эдуард, вы так возмужали!
Ужинать нас Пал Палыч повёз в «Тайгу» — ресторан в Химках. И вечер прошёл настолько легко, что я даже как-то и расслабилась, хотя настоящее испытание будет только завтра.
Однако Пал Палыч — душка. Маме повезло с ним, конечно. И с Эшем они мгновенно нашли общий язык. Оба шутили напропалую, порой до слёз.
После ресторана Пал Палыч и мама звали к себе, но мы решили снять номер в гостинице. Вдвоём хотелось побыть. Особенно перед завтрашним днём.
* * *
Празднование в честь юбилея школы начиналось в шесть, но мы немного опоздали. Заявились, когда уже торжественная часть шла полным ходом. Народу в просторной рекреации набилось битком. Лишь в дальнем конце зала остался пустой пятачок, традиционно отведённый под сцену. Там выступал Пал Палыч, а мама, довольная, стояла рядом. Мы протиснулись к ним поближе. Я старалась не смотреть по сторонам, иначе просто не смогу сделать то, о чём она так долго и так слёзно меня упрашивала.
— Я могу выйти с тобой. Буду тоже рот открывать и морально поддерживать, — шепнул мне Эш на ухо.
Потом двинул поздравительную речь мэр Адмира, отец Гулевского. Презентовал школе компьютеры и
