что-то там ещё под шквал аплодисментов. А затем мама пригласила меня:
— А сейчас выступит наша бывшая выпускница Эмилия… Шаламова.
Вот зачем она сделала эту паузу перед фамилией?
И так на несколько долгих секунд перед тем, как приветственно похлопать, в зале все смолкли, или же мне это показалось со страху? Ни на кого не глядя, я прошла к пианино. Столько настраивалась, столько Эш и мама меня успокаивали, чёрт, я даже валерьянки выпила, а всё равно волновалась ужасно. Руки вскинула — дрожат. Как играть? Но вдохнула поглубже, коснулась клавиш и сразу как отрезало. Спела «Куда уходит детство», и вполне неплохо. А когда встала и повернулась лицом к залу, увидела их — Светку Черникову, Шестакову, Куклину, Зотову. Их лица, глаза… И я почему-то оцепенела, как будто вернулась на пять лет назад, а потом подошёл Эш, взял меня за руку и вывел из зала.
— Ты видел, там твоя Шестакова была?
Он скосил на меня глаза, удивлённо выгнув бровь.
— С чего это — моя? Я тебе сейчас покажу — кто тут моя.
Он прижал меня к себе, коснулся губ, легко, маняще, как будто дразня. Я засмеялась и вывернулась из его рук… нехотя, потому что его прикосновения всегда оставляют на моей коже ожоги, а взгляд будоражит кровь и наполняет сердце теплом.
— Ты что? Нас же могут увидеть! — прошептала я, пытаясь унять трепет в сердце.
— А не надо провоцировать, — он снова взял меня за руку и потянул в сторону лестницы.
— Мы куда? — удивилась я.
— Пойдём, покажу кое-что.
Мы поднялись на третий этаж. Там, наверху лестницы, на деревянных перилах было вырезано: ЭМ + ЭШ = ♥
— А! — удивилась я. — Это ты? Когда же?
— Ну, примерно пять лет назад…
— О-о, Эш…
На банкет мы не пошли — там тесно, людно, неинтересно. До поздней ночи гуляли с ним по Адмиру. Обошли все знакомые места и, уж конечно, заглянули в наш старый двор. А на другой день мы уехали, хоть мама и Пал Палыч упрашивали погостить ещё. Но нет, мне хотелось домой.
Однако я была рада, что мы всё-таки приехали, что я смогла пересилить себя и перешагнуть свой страх, потому что теперь казалось, будто в душе у меня рассосался застарелый рубец, который почти и не болел уже, но всё равно чувствовался и пусть капельку, но отравлял наше счастье. И вот теперь наконец его больше нет…
Конец