и закрыл глаза. Быть капризным наследником оказалось куда проще, чем благородным, великодушным младшим сыном. Но как можно требовать чего-то от других, не выполняя этого самому? Всех сынов и дочерей её… вспоминались образы то одного, то другого день после выезда из дома. Он же поклялся защищать всех, и Эберта, и Юлека, и сестрёнок, и Аннет… не посрамить честь офицеров… сможет ли закончить? Сможет ли исполнить клятву?..
– Господин, вам чем-то помочь? – бедная Анешка выглянула из-за двери. Лицо её было заплаканно. – Уже рассказала… на кухне, признаться, рады, что его… – она всхлипнула. – Хотят по Его Благородию ужин поставить и отслужить всем вместе завтра поутру. Так вам…
– Иди, – велел Лоренц, оборвав её речь. – Иди отдыхай. И разбуди меня, когда караул приедет со степей.
– Конечно, господин, как прикажете, – она поклонилась и снова юркнула за дверь.
Юноша в изнеможении опустился на кресло у окна. Из подвалов всё ещё доносились недовольные голоса, теперь уже слышно было и дозорных. Его ведь нужно будет опросить. Где, чем, когда. Они оставались одни в ночном склепе; разве сложно было б вынести оттуда детское тело? Если ещё и караульных загодя отправить в другие места… и никакого помилования, как бы ни просил народ. Вся деревня, верно, должна собраться. Отчаянно хотелось уснуть до самого возвращения караула; но, закрывая глаза, Лоренц видел Эберта, грустного и виноватого, как и всегда. Совсем недавно он сказал Фролу, что у него только сестрёнки. Как теперь он может называть его братом так легко? Однако же и вины самого Эберта в том не было. Он закрыл лицо руками. Всего несколько дней назад он получил письмо с Мерфоса. Не тот брат, не та любовница. Что вообще его действительно ждёт в родном доме, кроме вечных последствий неверного выбора, своего и чужого?
– Господин, – раздался тихий голос девки, – Ваше Сиятельство! Просыпайтесь!
Лоренц открыл глаза и зажмурился от света лучины. За окном тонкой полосой на горизонте забрезжил рассвет. Анешка стояла перед креслом и теребила пальцами свой фартук.
– Приехали, господин, – позвала она. – А господин Юлек-то замолчал уже давно, только храп и слышен. Приходили ещё с площади, поставили всё, сказали; так им с подвала велели строить ещё одну, и они…
– Хватит, – прошептал Лоренц. – Хватит. Где караул? Где пленники?
– Нет пленников, – раздался со входа недовольный голос Иржи. Раздался стук шагов, и он тоже встал рядом с Анешкой. – Двоих мы нашли мёртвыми. Ещё двух нагнали под виселицами еретиков. Еле шевелились. Своим ходом бы не дошли.
Сиятельство снова закрыл глаза. Это была слишком лёгкая смерть за всё, что они причинили деревне.
– А ещё двое? – слабо спросил он. – Их же было шестеро.
– Слепой и женщина смогли уйти, – глухо ответил солдат. – Засада. Я видел их флаг. Нас было слишком мало, чтоб пытаться одолеть стоянку.
– Слепой и женщина… – рассеянно прошептал Лоренц. Два самых ценных для них человека… почему же умерли остальные? Не чары жреца ли забрали их жизни? – Что с остальными? Где они?
– Трупы не трогали, – Иржи вздохнул. – А тех, кого пришлось добить, оставили прямо под виселицами. Решили, что так будет правильней. Там был наш, светлокожий. И один, который говорил на нашем.
– Надобно бы и в лагерь послать… – пробормотал Лоренц. – Хотя, верно, мы скоро уж уедем отсюда; вряд ли за полдня они соберутся напасть по такой погоде. Стоянка… странно, что остались по эту сторону.
– Они пошли в направлении гор, – просто ответил солдат. – Там, наверное, наши и не проходили, далековато от лагеря. Пошлём людей, если велите. Или можно уже собираться в дорогу всем с города? – он грустно усмехнулся. Господин поднял усталый взгляд и, помедлив, кивнул.
За окном послышались шум, топот и голоса. Деревенские дождались утра и поплелись на рынок. Гомон зазвучал совсем рядом, во дворе управы — никак, Юлека ждут под конвоем. Быстро же слухи расходятся! Лоренц тряхнул головой. Надобно избавиться ото всех лишних мыслей. Забудь, забудь про Эберта. О нём можно решить и позже; и о нём, и об Аннет, и о той самой обещанной молельне. Всё, что сейчас нужно сделать — это допросить бывшего старосту на глазах у всех его недавних подчинённых, да повесить его раньше, чем те забьют его камнями.
– Спустись в подвал, скажи, чтоб вели его к рынку, – наконец отозвался Лоренц. – Думаю, это зрелище многим будет по вкусу. Анешка ведь всем уже раструбила? – он покосился на стремительно краснеющую девку. – А после… после иди к Марте и собирай всех с города.
Он первым вышел во двор. После ночного отдыха нога почти что уже не хромала. На дороге было полно народу — насколько вообще могла быть толпа в деревеньке. Юс выглядел неуверенным и забитым — ещё бы, узнать, что пригрел изменника во дворе! Рядом с ним шагали и другие его помощники. Надо бы им передать, чтоб сожгли всё, что найдут в том сарае без двери. Госпожа Августина со своим супругом была недовольна: верно, другой человек у власти может навредить её делам. О чём же они договаривались с Юлеком? Он говорил, что у них хорошие отношения…
Чем ближе он подходил к площади, тем больше видел знакомых лиц. Кузнец с женой, бортник, девки с кабака, Марфуша, караульный от храма. Были и лекари — все младшие, кроме Марты. Полный краснощёкий мужчина был одет в тёмное, как и маленькая хрупкая женщина рядом — не родители ли это мельничихи? Лоренц почувствовал неуместную досаду. Он ведь так и не разобрался с её смертью: придётся всё-таки задержаться. Отрезали пальцы и бросили крысам… кто это мог быть, если не южане? Тоже Юлек? Вряд ли, разве ж была ему с того польза…
– Гляньте, гляньте, вон он! – зашептали со всех сторон. Бывший староста медленно брёл на окоченевших ногах по холодной корке снега, рыская взглядом по толпе.
– А остальные где? – зашумели мужики. – Нам десяток обещались, куда все пропали? Ужель отпустили?
Лоренц вышел вперёд и поднял руку. Разбушевавшийся народ это только ещё сильней раззадорило. То здесь, то там слышны были выкрики. Предатель. Убийца. Еретики. Снова предатель.
– Ты чего в меня тычешь, а? Знаешь небось, где они все?
– А ну пшёл отседова!
–
