И у нее получается.
— Еще как, — поддакнул я.
— А скоро выйдет фильм с ее участием? — Глаза Нонны засверкали. Оторопь от плохой новости мгновенно сменилась в ней интересом к киношным делам. Как все-таки магически мы, кинематографисты, воздействуем на людей…
— С Валиным? — машинально спросил я.
— Ну да, вы же ее сейчас снимаете, правда?
— Это правда, — сказал я. Хотел еще добавить: «не вся», но не стал.
— И когда это кино выйдет?
— В будущем году. Не раньше.
— Так долго? — разочарованно протянула Нонна. — Ну а чем «Мосфильм» порадует нас в этом году? Что посоветуете не пропустить?
— «Бриллиантовую руку».
— Хм, надо запомнить. Интересное название. Про шпионов небось?
— Более или менее. То есть про контрабандистов, скорее.
— Я-то больше люблю немного другие фильмы, — поделилась Нонна. — Поэтические какие-нибудь, романтические… Про море, например.
Я вздрогнул. Прямо дежавю. Неужели и она сейчас расскажет про неведомый мне фильм «Дорога к морю»? Однако совпадение оказалось не настолько полным.
— Мне вот запомнилась картина, — продолжала Нонна. — Называется «Дубравка». Это у вас снималось?
— Нет, это Одесская киностудия. Про море в основном у них.
— А вот еще был фильм «Мальчик и девочка». Тоже про море. Это где снималось?
— Не помню. Вот «До свидания, мальчики!» — на «Мосфильме».
— А «Дубравку» вы, значит, видели? Правда, хорошая картина?
— Ничего.
— Волнующая такая. Если б попросили описать ее одной строкой, я бы сказала, что это про то, как девочка-подросток влюбилась во взрослую женщину… Что-то в этом есть.
— Безусловно, — согласился я. — У нас с вами совпадают вкусы… Впрочем, львиная доля успеха «Дубравки» — в исполнительнице главной роли.
— Это та девочка?
— Да. Лина Бракните. Вот увидите, она еще будет звездой всесоюзного масштаба.
— Наверное, — кивнула Нонна. — И Валя, конечно, будет… А вот мне не светит.
— Ну что вы, — дежурно возразил я. — Все ведь зависит от таланта.
— А по-моему, от внешности, — возразила Нонна. И хотя я был с этим согласен, машинально стал ее утешать:
— Не совсем так… Вот возьмите вашу тезку…
— Ой, — перебила Нонна, — а я все ждала, когда вы про нее скажете… Я уж стала думать: неужели передо мной тот единственный человек, который не напомнит мне о ней?..
— А о чем, собственно, напоминать? Вы же на нее совсем не похожи.
— Да нет, если такое имя, да еще и в сочетании с такой созвучной фамилией, то этого уже достаточно… Вечно надо мной все ржут. Скорей бы уж замуж, что ли, выйти. Вот как Валина сестра — вышла за режиссера Волнистого. До чего красивая фамилия! Хотя и у самой Вали замечательная фамилия — Воскресенская. Услышишь такую фамилию — и сразу представляешь себе актрису…
— А что вы еще знаете про Валину сестру? — перебил я.
Нонна пожала плечами:
— Да, собственно, только то, что она тоже актриса и замужем за этим Волнистым. Валя же так и узнала о ней. Они не виделись всю жизнь. Валя случайно узнала, что ее сестра — актриса, ну и сразу приехала в Москву из какого-то города, не помню… Нет, я все-таки не могу поверить, что ее сестра умерла… Может, для Вали это не было таким большим горем, раз они всю жизнь не виделись… Это ведь летом случилось, да?
— А вам-то Валя когда про все это рассказала?
— Когда мы поступали. В июне. Мы так и познакомились…
— Понятно… Ну что же, Нонна, мне надо идти. Да и вам тоже.
И, не дождавшись завершения ритуала прощания, я спешно пошел к своей машине.
122
«Зачем я вообще сюда ездил? — думал я по дороге к дому Волнистого. — Чтобы мне еще кто-то подтвердил про сестер? Как будто подруг так трудно подговорить… Вот если бы кто-нибудь совсем посторонний мне это удостоверил… Но таких свидетелей, видно, все же нет».
Впрочем, сколько бы свидетелей мне ни предоставили, я все равно буду сомневаться. Я это давно уже понял. И уже сто раз об этом думал.
Осталась последняя надежда — на Валю. Я не отпущу ее, пока она не расскажет мне то, во что я поверю.
А смогу ли я теперь поверить хоть во что-то? Тем более актрисе. Пусть и начинающей.
В одном не сомневаюсь: то радикальное решение, которое я принял, было единственно правильным. Я же попросту никогда не успокоюсь, если не буду уверен, что сделал и предпринял абсолютно все, что мог.
То, что я проделал сегодня ночью, — это то самое «абсолютно все». И даже чуть больше. Дело за малым. Заставить Валю говорить. Вынудить ее вести себя так, чтобы я захотел ее отпустить. Заставлять и вынуждать, разумеется, надо без насилия. Не считая разве что психологического насилия.
Хотя то, что я ее связал, — уже насилие. Но все-таки сравнительно безобидное. Как связал, так и развяжу, вот и всего делов.
О том, что кто-то может наведаться в чужую квартиру, я почему-то совершенно перестал думать. Но назад дороги уже нет — теперь Валю так просто никуда не перевезешь без ее согласия. А как только я ее развяжу, она больше ни на что не согласится, это очевидно.
Если бы я знал заранее, что мне придет в голову, то, конечно, не повез бы ее в эту квартиру. Я импровизировал, и теперь уже поздно что-то менять…
Подъехав к дому, я хотел сразу выйти из машины, но тут по радио зазвучала какая-то очень знакомая мелодия. Я решил послушать и машинально достал сигарету.
Так-так, это, кажется, из того скучного американского вестерна — «Аламо». Но мелодия шикарная. «Зеленые листья лета» — так вроде бы называется… И, кстати, она же еще звучала в пресловутом фильме «Дубравка»…
Почему-то эта музыка навеяла мне воспоминания о Варе, и я взгрустнул. Но как только мелодия оборвалась «подмосковно-вечерними» позывными «Маяка», я выбросил окурок, вышел из машины и быстро направился в квартиру 66.
Как только я открыл дверь, то по доносившимся из комнаты звукам сразу понял, что происходит: Валя пытается освободиться.
Я запер за собой дверь, прошел в комнату. Валя ерзала на стуле, мычала. Сколько она уже занимается этим?
Она бросила на меня недоуменно-ненавидящий взгляд. Я приложил палец к губам и стал осторожно развязывать ей рот. Я развязал один платок, она сразу попыталась выплюнуть второй. У нее не получилось, и я аккуратно вынул его.
— Ты спятил? Развязывай меня быстро! — завопила Валя. Я обхватил ее рот двумя ладонями. Она пыталась визжать, но я держал ее крепко. Она шевелила челюстями, вероятно, пытаясь укусить мою руку, но и это у нее не получалось.
— Успокойся, успокойся, — тихо говорил я ей на ухо. —
