Евгений Новицкий
Кино для взрослых
© Новицкий Е.И., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
⁂
Пролог
Теперь я понимаю: когда погибла Варя, я погиб тоже.
Она, и только она, воплотила в себе все, о чем я мог лишь мечтать. Единственный раз я был созерцателем и отчасти обладателем чего-то светлого и настоящего. Мы виделись, мы общались, мы вместе работали, мы были близки — большего и желать нельзя. Разве только того, чтобы это не кончалось. Но так не бывает: счастье не может быть вечно. Всякое подлинное, непридуманное, истинное и ослепительное счастье обречено изначально. Как редкий человек, в самом деле державший такое счастье в руках, я могу утверждать это наверняка.
Да, то было самое счастливое время в моей жизни. Вернее, не время даже, а кратчайший миг. Тем ценнее для меня каждая миллисекунда этого мига, который я храню в памяти от и до, помня буквально все. Помню все, но так мало знаю…
Ведь я так до сих пор и не могу быть уверенным в том, что действительно знаю, что с ней случилось. Но уже и это не столь важно…
Сейчас я сознаю еще и то, что иногда лучше не знать всей правды. Она может быть слишком ужасной — и это не даст покоя. Или слишком разочаровывающей — и это повергнет в уныние. Или чересчур подозрительной, что посеет в душе беспрерывные сомнения.
Пониманием этого я обязан Вале — «Варе № 2», которая будто воскресла из мертвых, чтобы окончательно свести меня с ума. И очень жаль, что ей это не удалось…
В чем еще я до сих пор не уверен, так это в вопросе выбора между неизвестностью и сомнением. Что лучше — не ведать вовсе ничего или знать лишь чью-то версию?
Над этой, с одной стороны, историей или былью (для стороннего наблюдателя), а с другой — над трагедией и катастрофой (для меня как главного участника) изначально веяла какая-то фатальная предопределенность. Я словно бы с самого начала прекрасно знал, что это закончится шоковым потрясением, отчаянным крахом. Возможно, я придумываю и задним числом приписываю случившемуся судьбоносные черты, но все-таки слишком многое в стремительной истории моих взаимоотношений с актрисой В. (двумя актрисами — В. и В.) указывало и намекало на роковой финал.
С первых мгновений моего знакомства с Варей я как будто стал слышать что-то вроде шагов Командора: сначала они были еле различимы, как первые такты равелевского «Болеро», потом — все отчетливее, а к моменту, когда у меня отняли мою любимую, Каменный Гость уже вовсю отплясывал в моей голове, нестерпимо грохоча тяжелыми сапожищами.
Разумеется, этим Каменным Командором был не Волнистый — такое было бы просто смешно, низвело бы высокую трагедию до уровня дешевого фарса.
Нет, сама Судьба безжалостно направляла течение данной драмы — прямо как у древних греков.
И «второй дубль», явленный мне в лице Вали, окончательно доказывает: некто (Некто в сером?) непрестанно режиссировал этим современным советским детективом, столь непохожим на все досужие сочинения Овалова, Адамова и Семенова.
Тайная страсть, оборвавшаяся вследствие смерти; чрезвычайная загадочность, сопутствующая этой смерти; мое любительское «следствие» в надежде распутать множественные узлы… — все это, казалось бы, типичный детектив (пусть и невыдуманный, а значит, лишенный тех неловких натянутостей и громких эффектов, которыми он обычно сопровождается в кино и литературе).
Но в каком детективе (тем паче советском) вы могли наблюдать отчетливую структуру древнегреческой трагедии? В данном же случае она налицо: пролог (задумка фильма), парод (кинопробы), эписодии (встреча с Варей и явление Вали), стасимы (о съемках картины и любовных свиданиях, о страсти и смерти), коммос (расследование, сопровождающееся горьким плачем доморощенного сыщика-протагониста).
Вот только катарсис никак не вписывается в означенную схему. Именно потому, что в данном случае я был не зрителем и даже не режиссером, но действующим лицом…
Так, ну а с чего же это все началось, возникло, закрутилось и завертелось? Вспомнил — с Волнистого. С Волнистого и удивившего меня делового предложения, которое у него ко мне было. От первого варианта этого предложения я наотрез отказался, а вот из второго и развернулась вся эта история.
Впрочем, обо всем по порядку.
1
Мы закурили.
— Ладно, я перейду к делу, — сказал Волнистый через минуту.
Я усмехнулся:
— Так и думал, что у тебя какое-то дело.
Волнистый немного смутился:
— Да нет, старик, я действительно рад тебя видеть. Я давно уже думал, что неплохо бы встретиться, пообщаться. Просто повода все как-то не было…
Я вскинул брови:
— А теперь, значит, появился?
— Не без этого, — наконец согласился Волнистый. После чего он перегнулся через столик ко мне и перешел на шепот, словно поверял какую-то тайну и его могли подслушать. Между тем его пресловутый повод был куда более пустяковым, чем я думал. — Аркаша, я прочитал твой сценарий, — вот что сказал Волнистый — и сказал так, как разведчик произносит тайный пароль в каком-нибудь паршивом фильме. И в паршивом, добавлю, исполнении.
Я недовольно поморщился — и от фальшивого тона Волнистого, и от тех излишеств, которыми он обставил столь элементарный разговор, а главным образом — от этого с малых лет выворачивающего меня обращения: «Аркаша». И так-то я всю жизнь не в восторге от своего имени, а уж от уменьшительной его формы… К тому же ко мне так никто не обращался, пожалуй, уже с институтской скамьи.
— Аркадий, — ровным тем не менее тоном поправил я. — Лучше если просто Аркадий.
— Как скажешь, — с угодливостью отозвался Волнистый. И значительно присовокупил: — Аркадий.
Черт возьми, в его пухлых устах даже и полная форма моего имени раздражает неимоверно.
— Ну так вот, Аркадий (он так и будет теперь произносить это с таким мерзким нажимом?), я прочитал твой сценарий, — уже чуть более естественным голосом повторил Волнистый.
— Поздравляю, — вяло прокомментировал я.
— Да нет, старик, это я тебя поздравляю! — К Волнистому вернулась его восторженность. — Это же просто чума что такое! Мировой сценарий, просто мировой!
Не скрою, мне польстила такая его реакция, хотя еще в большей степени позабавила. Уж я-то знаю цену своему сценарию. Так себе сочинение, прямо скажем. Разве что совершенно выбивается из всего, что на сегодняшний день можно увидеть в советском кино. Тем труднее будет пробить его постановку, но даже если удастся, то очень сомнительно, что это принесет
