ей рассказываю. Не считая истории с ружьем. Говорю, что это лишь один из тысячи способов стать сиротой в этом краю, и пускай их тысяча — исход един.
— Только и остается, что уехать далеко-далеко и начать с чистого листа, — заключил я и стиснул зубы.
— Но, Вуди… чего ж ты тогда вернулся? — прошептала она. — Зачем?
— Я хочу в Калифорнию, — сказал я.
Этот ответ всякий раз выручал меня после урагана. Я посмотрел на жирафов, жующих жвачку. А когда снова взглянул на Рыжика, глаза у нее блестели от слез. Она коснулась моей руки, чтобы утешить. Но я отдернул ее, все еще во власти болезненных воспоминаний. Рыжик потянулась ко мне, как еще недавно в Литл-Роке, и я не стал сопротивляться объятиям. А потом, как это часто бывает, дело продолжилось коротким поцелуем — скорее умиротворяющим, чем ласковым, пускай и в губы. Но я в этих тонкостях не понимал ничего, а если б и понимал, это мало что изменило бы. Ведь передо мной была сама Августа Рыжик, и я наконец целовал ее и не желал, чтобы это заканчивалось. Я хотел, чтобы этот поцелуй венчал собой все те, которые я воображал себе долгими ночами у депо. Так что, когда Августа начала отстраняться, я положил руку ей на затылок, погрузив пальцы в рыжие кудри, намереваясь продлить поцелуй, чтобы даровать ему куда больше смысла, чем она сама изначально вкладывала, чтобы он стал означать ровно то, что хочу я.
Но она отшатнулась. Ее лицо приняло странное, незнакомое выражение.
А потом ее стошнило.
ВЕСТЕРН ЮНИОН
12 окт. 38 = 1012А
Миссис Белль Бенчли
Зоопарк Сан-Диего
Сан-Диего, Калифорния
РАССЧИТЫВАЕМ ПРИБЫТЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ.
ЕСЛИ НЕ БУДЕТ НАКЛАДОК.
Р. Дж.
12
По северу Техаса
«Баю-бай/ Засыпай/спи скорей, малыш,».
«Сейчас я сделаю из тебя мужчину!»
«Вуди Никель, а ну рассказывай, что произошло! Сейчас же!»
«Малыш, с кем это ты разговариваешь?»
Смотрят карие глаза… выстрел из ружья… плещется вода…
…воздух наполняется пронзительными, жалобными, испуганными жирафьими стонами, они всё нарастают и нарастают, а потом…
Раскат грома разбудил меня, я подскочил на постели, стоявшей в вигваме, и зажал руками уши. В окно тут же хлынул поток мощных струй. С тяжело колотящимся сердцем я захлопнул его, проклиная и тетушку Бьюлу, и беспощадные ураганы, и кошмары о Пыльном котле — словом, все, что коварно портило мои сны.
Дверь распахнулась, и в комнату зашел Старик. С его одежды ручьями стекала вода, и он сам был точно грозовое облако, проникшее внутрь домика, пока не переоделся в сухое. Дождь кончился, не успев толком начаться. Старик снова вышел на улицу и поглядел на небо.
— Кажется, ливня больше не будет, — недовольно сообщил он. — К западу небо светлеет.
Занималась заря, так что я натянул штаны с сапогами и пошел следом. Впрочем, на небо смотреть не стал. Куда больше меня интересовало то, что творится в трех вигвамах от нас.
Накануне ночью, когда Рыжика стошнило, она ничком упала на землю. Пока я подыскивал подходящие слова, она, пробормотав короткое «извини», вскочила и убежала прочь. «Да не волнуйся, жирафы съедят!» — крикнул я ей вслед, чтобы хоть как-то утешить. Ничего лучше мне в голову не пришло. Но стоило мне самому услышать, какая чушь сорвалась с моих губ, и я тут же затих. А через мгновение Рыжик уже пропала из виду, поглощенная тьмой.
И вот теперь я вновь уловил звуки рвоты. Зеленый «паккард» стоял в трех вигвамах от нас.
Старик посмотрел в ту же сторону.
— Это ее там полощет? — спросил он.
Я кивнул.
Старик подошел к вигваму, рядом с которым стояла машина, и постучал в дверь, а потом громко проговорил:
— Девка, послушай меня! Если ты захворала, к нам не приближайся! У нас на болезни нет времени!
Дверь домика распахнулась. На пороге стоял лысый мужичок, а из-за его спины выглядывали два светловолосых мальчонки.
Старик уставился на них с подозрением.
— Вы еще кто такие? А где девка?
За мальчиками появилась тихая и невзрачная женщина.
— Как ты мою жену назвал?! — грозно спросил лысый.
Рыжик выглянула из-за «паккарда». Откинула с лица волну кудрей, утерла губы… Взглянув на эти самые губы, я вновь перенесся в тот миг, когда мы, сидя на перекладине между загончиками, целовались посреди жирафов.
А потом Рыжик снова исчезла.
Под звуки очередного рвотного приступа дверь вигвама захлопнулась, а мы со Стариком обошли «паккард» и снова увидели Рыжика — она стояла и с несчастным видом вытирала рот. На плечах у нее по-прежнему висело все то же мужское пальто, которое я уже видел у негритянского мотеля. Наверное, она спала, укутавшись в него. Задняя дверь «паккарда» была распахнута.
Одного взгляда хватило, чтобы понять: Рыжик ночевала прямо внутри. Мало того, лишь в тот момент я — бедный фермерский мальчишка, который и свое мешковатое исподнее редко менял, не говоря уже о верхней одежде, — заметил, что все это время Рыжик путешествовала в одних и тех же вещах: в тех же брюках, белой рубашке и так далее, вплоть до ободранных двуцветных туфель. И теперь, в свете дня, весь ее наряд выглядел грязным и помятым. А я начал понимать кое-что из того, что никак до меня не доходило прежде.
— Я, наверное, съела что-то не то по пути, — пробормотала она, смахивая рвоту с кудряшек.
Старик склонил голову набок, смерив взглядом ее левую руку. На пальце блеснуло тоненькое золотое кольцо, которого я раньше не замечал.
— Хорошо, если так, — проговорил Старик. — А то можно подумать, что кто-то готовится к пополнению в семействе.
Рыжик взглянула на него со злобой.
— Это никак невозможно, уверяю вас.
— Да что ты? — Старик подозрительно кивнул на кольцо. — Ты же замужем, разве не так?
Рыжик достала из кабины полотенце, чтобы утереть лицо, и отрезала:
— Что-то я не пойму, каким боком здесь вы, мистер Джо…
Но он не дал ей закончить.
— А может, ты у нас непорочная Дева Мария?
Она отняла от лица полотенце и уставилась на него.
— Как вы сказали?
— А может, шлюшка? — не унимался Старик.
Она уже готова была влепить ему пощечину, да и я был к этому близок. Щеки мои обдало жаром.
— Ты же понимаешь, к чему я клоню, — продолжал он. — Может, у тебя любовничек в этих краях?
Он нарочно пытался пробудить в ней ярость, но тогда я этого
