Каждый жест. Каждую эмоцию.
Помнил, как она умоляла не оставлять её. И надежду, которая при этом горела в синих глазах. Я помнил её голос. Её прикосновения и дыхание. Её губы. Стук сердца, как самую прекрасную колыбельную и запах, как воздух, который был мне необходим.
Я не смог бы забыть всего этого, даже, если бы заключил сделку с Дьяволом, потому что невозможно было забыть то, чем ты дышишь.
Вот, почему мне суждено было помнить.
Помнить, но больше не иметь возможности коснуться; почувствовать; увидеть.
Помнить до конца своих дней. И до самой смерти испытывать нестерпимую боль, которая долгие годы будет нещадно рвать меня изнутри.
Мысли. Мысли. Мысли. Этот вечер не давал мине покоя. Её слова вновь и вновь всплывали в сознании, и ничто не помогало притупить лезвие, которое полосовало, не останавливаясь ни на мгновение. «Лучше кричи… но не будь так холоден…»; «…без тебя мне не хочется жить… не хочется дышать…»; Захотелось закрыть руками уши, но я сдержался. «…Перестань!.. Хватит! Сколько ещё ты будешь меня мучить? Сколько ещё раз уйдешь, чтобы затем вновь вернуться?…». Зажмурился и непроизвольно сжал пальцы в кулаки. «…если ты скажешь это мне в глаза, то уже ничего не сможешь изменить…». Лицо исказила гримаса боли. Жгучей. Ломающей. Мучительной. «…если на этот раз ты решишь, что уходишь, я больше никогда тебя не прощу…».
Обхватил руками голову, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями, но их поток уже невозможно было остановить. «Отпусти! Не трогай!..»; «…ты уже всё сказал… тебе этого не достаточно?…».
Эхо становилось громче. Голоса начали раздаваться в сознании одновременно, сливаясь в единый истошный и мучительный звон.
«Сколько ещё ты будешь меня мучить?…»; «…я больше никогда тебя не прощу…»; «…без тебя мне не хочется жить…»; «…больше не прощу…»; «…ничего не сможешь изменить…»; «..никогда…»; «…тебе этого не достаточно?…»; «…никогда тебя не прощу…»; «…лучше кричи…»; «…не прощу…»; «…не будь так холоден…»; «…никогда не прощу…»; «…оставь меня…»; «…отпусти!..»; «…не прощу…».
— Уйди!!! ― закричал, что есть мочи и резко перевернул стоящий рядом столик, заставляя стекло с треском разбиться.
Вновь стиснул руками голову, зажимая её в ладонях сильнее, а затем обессилено опустился на колени. Я не боялся боли, но страшился того, как эта боль меняла меня.
Вынуждая становиться слабее и уязвимее, она отнимала единственно важное, в чём я всё ещё находил причину держаться ― Палач.
Этот сукин―сын подобрался слишком близко к моей семье. Слишком. И перешел дозволенную грань. Он делал ход за ходом, и каждая комбинация ― как эта мразь считала ― безапелляционно приближала Его к победе. Но идеально продуманных партий не бывает. Палач ошибется. И тогда белыми пойду я.
Гум голосов начал стихать, но тянущее чувство в груди лишь усиливалось.
Старался дышать, прислушиваясь к ударам сердца, но их ритм ещё никогда не отзывался внутри такой бесовской болью. Ещё никогда мне не было настолько мерзко и противно от самого себя. Еще никогда я не ощущал такой сильной вины. Ещё никогда не хотел так отчаянно продать свою душу адскому пламени и гореть в нем, желая ощутить на себе вес всех своих грехов ― особенно, этого.
Этот был самым тяжелым. Самым страшным и непростительным.
Это был мой восьмой смертный грех. Моё личное окаянство, в котором я каялся всем сердцем ― пускай черствым и ожесточенным, но тем сердцем, которое любило Её.
И без которой каждое мгновение жаждало остановиться.
Брела по улице, изо всех сил пытаясь не растянуться на асфальте. Обнимала себя руками и едва волочила ноги, ощущая, как по щекам всё ещё льются слезы. Мне хотелось кричать. Громко, пронзительно и исступленно. Но я молчала, понимая, что не могу позволить такой огромной боли врываться наружу полностью ― это сломает меня; превратит в бессердечную куклу, неспособную испытывать ничего, кроме обреченности и всепоглощающей, разъедающей душу пустоты.
Мысли вертелись с такой скоростью, что становилось дурно. Голова кружилась, и я несколько раз прислонялась к дереву, цепляясь пальцами за крепкую кору. Я никогда не думала, что стану проходить через это снова. Что будет вновь терять твердость под ногами; вновь ощущать, как сердце кровоточит, словно тысячи осколков безжалостно рвут его изнутри; вновь желать забиться в самый дальний уголок вселенной, чтобы спрятаться от воздуха, который полностью пропитан Его запахом; вновь хотеть просто перестать чувствовать. Потому что терпеть эту боль было почти запредельно.
В этот раз она проявлялась сильнее. Намного.
И в этот раз я понимала, что могу не подняться. Слишком высоко я взлетела.
Мимо пронеслось несколько парней на скейтах, и это пусть и немного, но вернуло в реальность. На высотные здания вокруг уже медленно опускались сумерки, значит, ходила я долго. Лишь узнав запах знакомой выпечки, поняла, что ноги сами принесли меня к дому. К месту, где всё снова напоминало о Нем.
Теперь и этот город. Теперь и здесь повсюду мелькали лишь Его образы.
Прошла через холл, а затем медленно приблизилась к лифту. Шаги становились тяжелее, ноги отказывались слушаться. Опершись рукой о стену, зажмурилась, ощущая, как слезы вновь обжигают кожу; душат, перекрывая доступ к кислороду.
Я не могла подняться наверх. Не могла войти в квартиру. Воспоминания не станут жалеть ― они нахлынут с силой, которая мгновенно разорвет на части.
Попыталась сделать вдох, но голова закружилась сильнее, и, окончательно утратив силы, тело начало безвольно скатываться вниз. Я уже опустилась на пол, когда почувствовала, как чьи―то руки сжали плечи.
— Эбби! ― взволнованный голос раздался в голове очень отдаленно. Реальность это была или нет, я не понимала. Как и то, в каком мире находилась. ― Эй, ты меня слышишь? ― пальцы коснулись запястья. ― Эбби? Ты здесь? Нейт! Подгони машину!
Когда теплые ладони легли на лицо, слегка приподняла отяжелевшие веки. Сознание понемногу возвращалось, а с ним и боль, притупившаяся всего на мгновение.
Очертания широкого лба и высоких скул становились более ясными. И очень скоро я узнала мужчину, голос которого ещё недавно казался игрой воображения. Он смотрел на меня с таким беспокойством и такой теплотой, что становилось легче дышать.
— Грег…
— Слава Богу… ― прошептал, сжимая моё лицо в ладонях, ― …я так испугался… ― зеленые глаза стали серьезнее, ― …почему ты в таком состоянии? Ты не ранена?
Воспоминания вновь накрыли огромной ледяной волной. Замотала головой и всхлипнула, понимая, что больше не имеет сил удерживать это в себе.
— Я не могу… у меня не получается…
— Эбби, что…
Отчаянно цеплялась за рукава его пиджака, пока слезы неумолимо текли по щекам.
