От запаха мазей кружится голова. Лекари передают друг другу склянки с отварами, а ученики — ангелы, демоны, необращенные — помогают им бинтовать. Уложив отца на ближайшее свободное место, Теонис озирается в замешательстве.
— Ты живой! — Лэм кидается к нему через коридор и порывисто обнимает за шею. — Господи, я чуть с ума не сошла.
Теонис на миг забывает, что они не одни, и стискивает ее талию в кольце рук.
— Я в порядке. А вот отец…
Но Лэм и сама замечает Ромуила.
— Кэсси, неси заживляющий бальзам, — командует она, опускаясь на колени.
Ее ловкие пальцы аккуратно приподнимают окровавленную ткань. Теонис присаживается рядом и помогает освободить рану.
— Спасибо, — его рука словно ненароком задевает запястье Лэм.
Ее щеки вспыхивают.
— Не бойся, он не умрет.
Успокаивающий шепот вызывает у него вымученную улыбку. Лэм поднимает глаза — сияющие, как никогда прежде — и смотрит на Теониса. Этот взгляд стоит тысячи слов. В нем теплота, забота, волнение… и то, что он будет счастлив услышать, а она никогда не осмелится сказать.
— Рана серьезная, но ты успел вовремя, — осознав, что выдала себя, Лэм спешно отворачивается к Ромуилу.
Чтобы ее не смущать, я отхожу в сторону.
У стены напротив полулежит Фариэль, а Зепар стирает запекшуюся кровь с его груди и заботливо поправляет повязку:
— Кто тебя просил подставляться под удар? Я бы увернулся.
Вместо ответа тот сухо сглатывает — на споры не осталось сил.
— А ты зачем сунулась? — Зепар поворачивается к сидящей рядом Ферцане.
Та стыдливо прикрывается волосами, чтобы скрыть синяки на лице:
— Не смотри на меня.
— Ангелочек, не глупи, — Зепар торопливо касается губами ее выставленной перед собой ладони. — Ты всегда прекрасна.
— Я принесла укрепляющий отвар, — переступив через чье-то тело, Сиина передает кружки и ждет, пока близнецы сделают по глотку. — Вы поступили смело. Я не смогла… закрыть его собой. Просто… испугалась.
Признание дается тяжело. Она мнется, не решаясь добавить что-то еще.
— Поэтому они мои ангелы-хранители, — Зепар с усмешкой накрывает руку Фариэля своей, а вторую протягивает Ферцане.
Впервые эта нежность не показная. Он не рисуется, не ждет внимания, не прячется под маской самоуверенности. Риск потерять тех, кто по-настоящему близок, заставил и его обнажить чувства.
Ферцана улыбается и едва заметно сжимает пальцы Зепара.
— Иви, передай мазь Юстиане, — сунув мне склянку, Кэсси проносится мимо.
— Поторопись, — навстречу ей спешит Кальмия с охапкой бинтов.
Всеобщая суматоха делает укол совести весьма ощутимым — надо и мне помочь остальным, а не стоять посреди коридора.
Я нахожу Юстиану в дальнем конце лазарета возле кровати Ярона, который выглядит так, словно встретился с грузовым поездом — бедра и голени в глубоких порезах, крылья потрепаны, под глазом синяк, а щеку пересекает кровавая борозда.
— Все так плохо, недотрога? — хмыкает он, улучив момент, когда Юстиана отворачивается.
— Не смогу сказать, что ангельски прекрасно, — пытаюсь отшутиться я.
Ткани регенерируют медленно, а значит повреждения серьезные. Судя по неестественно согнутой ноге, у него несколько переломов.
— Шрамы — показатель мужественности, — встревает подоспевшая Кэсси.
Пока она перебинтовывает Ярону голову, я осматриваюсь.
Привычно пустующий проход застелен матрасами. Их сняли с кроватей, чтобы хватило всем, но многим приходится сидеть на голом полу. Не каждая рана опасна — некоторым просто нужно время на восстановление — но от красных пятен вокруг рябит в глазах.
Святый Боже… что же здесь творилось? Как кучка сбежавших заключенных умудрилась покалечить столько ангелов из легиона?
— Вам нужна помощь, — Айри склоняется к неестественно бледному Данталиону.
Не шелохнувшись, он лежит на тонком покрывале возле двери. Под плащом вместо знакомой черной мантии поблескивают нагрудные доспехи, а предплечья затянуты щитками на ремнях. Его глаза закрыты, но как только Айри пытается отстегнуть пластину, из-под которой сочится кровь, Данталион перехватывает ее запястье:
— Не трать на меня время.
— Просто помолчите и дайте перевязать, — огрызается Айри, освобождая руку.
Подвинув миску с водой, она осторожно промывает рану. И тяжело вздыхает, когда Данталион стискивает зубы.
— Потерпите, — ее извиняющийся шепот еле слышен.
Их лица ближе, чем требует ситуация, но Данталион не спешит отворачиваться.
— Займись другими.
— Нет, — она упрямо поджимает губы.
От двусмысленности фраз мне становится неловко, словно я вторглась в личное пространство. Я возвращаюсь в коридор, где не утихает суета. Ангелы из небесного легиона приносят новых раненых; кто-то приходит сам и, получив первую помощь, возвращается к дозорным.
Ромуил выглядит лучше. Дыхание выровнялось, нет дрожи в пальцах, а щеки медленно розовеют.
— Не спорь, — Лэм кружит возле Теониса со смоченной в отваре губкой. — У тебя ожоги по всей спине. И под крылом порез.
— Заживет.
— Когда? Через сутки? — она чуть ли не силой усаживает его рядом с отцом и принимается обрабатывать раны. — С тобой никакого ангельского терпения не хватит!
Теонис улыбается:
— Тебе хватает.
Лэм снова краснеет.
Я порываюсь отойти к лестнице, но в дверях сталкиваюсь с Визарием. Величественным шагом он проходит через коридор, ободряя и раздавая напутствия.
— Хвала Создателю, мы выстояли.
В его высокопарном «мы» звучит гордыня. Визарий вряд ли принимал участие в защите замка — на белоснежной одежде нет ни капли крови. Нет ее и у двух вооруженных стражей, идущих следом. Интересно, с каких пор архангелу требуется охрана? Он настолько обеспокоен возможностью нового нападения? Или это инициатива самих воинов?
— Эй, Визарий.
Услышав знакомый голос, я вздрагиваю. Люцифер… здесь?
— У меня послание, — он неспешно приближается от входа с мечом Израэля в руках.
Покачивает им, играясь, касается острием пола, волочит за собой. От царапающего звука хочется заткнуть уши. Визжащий скрип заглушает стоны раненых — взгляды окружающих прикованы к Люциферу.
Ухмыльнувшись, он останавливается перед Визарием и кидает меч ему под ноги:
— Ваша ангельская шестерка мертва.
От наглости архангел на мгновение теряется, но быстро приходит в себя.
