Требовательные поцелуи — как укусы. Нежные касания пальцев — будто крылом бабочки. Горячая, почти раскалённая кожа Кириной груди, по которой мазнули кончики распущенных волос Влада, заставляя её застонать.
И — всё закончилось так же внезапно, как началось.
Влад замер, уткнувшись Кире в плечо.
— Эй… — шепнула она. — Что-то не так?
Корнилов не ответил. Она успела на какое-то мгновение испугаться, столкнула с себя неподвижное тело, заглянула в лицо, поймала ровное дыхание…и рассмеялась. Герой-любовник спал, выключившись как по щелчку.
— Алкота, — шепнула в блаженную улыбку. — А я идиотка.
Попыталась встать, но Корнилов притянул её к себе собственническим жестом.
— Не уходи. Давай просто спать, — жарким дыханием обжег.
Какое-то время она так и делала. Просто лежала рядом, как плюшевый мишка или ещё какая-нибудь столь же мимишная зверушка. Потом, когда поняла, что он провалился в глубокий сон, вывернулась из под его руки. Встала. Укрыла Влада одеялом. Надела его футболку — когда он только её снять успел? Или это она его раздела? Не помнила совершенно.
Вышла в гостиную. Димка сидел с бутылкой перед экраном и преувеличенно внимательно смотрел какой-то лютый трешнячок.
— Убаюкала? — спросил, не оборачиваясь.
— Вроде того, — кивнула Кира, падая рядом с ним в кресло-мешок. — Тут бы убраться нужно.
— Уберём, — отмахнулся Димка. — Ты пей. Ещё, наверное, нужно врачу позвонить, да? Сказать, что Влад встал.
Кира демонстративно ткнула Димке под нос часы.
— Думаю, лучше завтра.
Младший Корнилов пьяно рассмеялся.
— Тогда пей. Потому что я сегодня собираюсь надраться в сопли, а быть одной трезвой среди такой кучи брёвен, тебе не понравится.
* * *
День рождения Мэй праздновали в самом настоящем земном лесу.
Оранжевые языки пламени лизали ночное небо. Пахло дымом, можжевельником, лесом. И ещё — лёгкими духами Мэй, в которых слышались нотки озона и прибитой дождём пыли.
Кира не могла злиться на бывшую жену Влада. Та была слишком совершенством, пусть и с дерьмовым характером.
Кира не могла на неё не злиться — она слишком привыкла воспринимать чувства Влада как продолжение собственных. А он сейчас чувствовал раздражение, боль и… какую-то щемящую нежность, затапливающую всё остальное, будто морская волна.
Кира села рядом — точно между этим двумя — и взяла Влада за руку. Он благодарно сжал её пальцы.
Мэй усмехнулась. Ей удивительно шла злая эта усмешка. Evil Queen.
Задумавшись, засмотревшись, Кира как-то упустила, что эта Злая Королева сказала. Но Влад ответил ей резко и зло. А потом неожиданно притянул к себе Киру и обнял за талию собственническим жестом, от которого у неё по позвоночнику всегда пробегал ток.
— Ну, это же правда, — пожала плечами Мэй, сделавшись в этот миг удивительно похожей на… Катьку в её худшем настроении. — Если бы не связавшее вас несчастье… Если бы ты был прежним, разве ты бы на неё хотя бы взглянул? Она немного похожа на меня внешне, не спорю. Но такой мужчина, каким ты был раньше, не её уровень. А теперь тебя радует, что хоть кто-то на тебя ещё согласен.
— Закрой свой рот и никогда не смей изливать свой яд в сторону Киры, — негромко, но так похоже на прежний свой ледяной тон, ответил Влад. — Обо мне говори, что пожелаешь. Её не тронь.
— Благодарность пациента к медсестричке? Да полно вам, ребята. Я за вас рада. Скорее всего вы даже будете счастливы. Если ты сможешь всю жизнь убедительно притворяться.
Кира хотела что-то ответить, правда. Но Влад прижал её к себе ещё крепче, и глупая слабость в мгновенно отзывавшемся на его близость теле не давала даже думать связно.
— Мы уже счастливы, — сказал он. — К сожалению, ты не способна этого даже понять.
Мэй снова усмехнулась и пожала плечами. А Влад зарылся лицом в Кирины волосы, чуть коснулся губами затылка…
Его последние слова прозвучали слишком убедительно. Слишком много эмоций. Слишком.
Это была игра.
Это была попытка удержаться на краю, вцепившись в который, он всё так же висел над своей вайонейрой, вдыхая смертоносные её пары. Разве Кира могла, имела какое-то право не протянуть ему руку помощи?
Разве нет?
И она улыбнулась — счастливой и торжествующей улыбкой. И позволила Владу продолжать обнимать её у всех на виду так, как будто между ними действительно что-то было. Не болезненная связь последнего года, а нечто иное, более простое и человеческое. И Кира ловила любопытные взгляды приятелей братьев Корниловых, ободряющий — Димкин, сочувственный — Антона.
Катька на них не смотрела. Она пела, самозабвенно и…
Чёррррт!
Ну почему эту песню? Она что — издевается?
Колокольчик — голос ветра — на китайском красном клене
мне сказал татуировщик: будет больно, дорогая
он собрал свои иголки, опустившись на колени
на его лопатках птица вдаль глядела, не мигая*
Сердце сначала ухнуло в пятки, а потом забилось так, что из кружащих голову объятий пришлось выбираться. Не нужно Владу этого про неё знать. Ни к чему всё усложнять ещё больше.
— Я сейчас вернусь, — шепнула.
Когда выходишь из круга света, в первые мгновения темнота будто ослепляет и оглушает. И дальше — каждый шаг на ощупь, неверный, неуклюжий.
А, может, дело не в темноте и свете вовсе.
он достал большую книгу в тростниковом переплете
будет больно, дорогая, выбирай себе любое:
хочешь — спящего дракона, хочешь — бабочку в полете:
это тонкое искусство именуется любовью
Он уже скоро уйдёт.
Вернее, попросит уйти саму Киру. Это было понятно. Сейчас она ещё нужна ему. Сейчас он ещё слишком не уверен в себе, а она — костыль, подпорка, гравипротез, позволяющий делать покер-фейс и играть на людях в себя прежнего. С ней можно. Она поддержит любую игру. Он не мог этого не знать, она заслужила, зубами выгрызла право на такое доверие.
Вот только когда всё изменилось для неё самой? Когда это всё перестало быть игрой? Сочувствием? Борьбой со смертью и болью? Когда?
Или оно всегда было чем-то другим, просто она не позволяла себе таких мыслей. Любовалась исподтишка и заговаривала себе зубы.
Дура ты, Кира.
Всегда такой была.
И сейчас нужно проглотить собственные слёзы, вернуться и обнимать, смеяться шуткам, вызывать ревность и чувство собственничества у Мэй. Потому что ему это необходимо. Это такое лекарство.
