Зато в другие глаза, столь же шальные от выпивки и дурного куража, смотреть пришлось прямо с порога.
Димка, лохматый, едва удерживающийся на ногах, высунулся из гостиной на звук открывшейся двери.
— Киииирюша, — улыбка младшего Корнилова едва помещалась на лице. — А я же говорил, что ты скоро вернёшься. А Влад не верил. Иди к нему, пока он ещё хоть что-то соображает.
Кира покачала головой. Разулась, вошла.
Пятёрка раздолбаев предавалась дегустации разнообразных напитков в полном составе. Закусывать? Нет, не учили. Убирать за собой хотя бы пустые бутылки? Да, полно, зачем такие жертвы. Тридцатилетние мужики. Не глупые, не бедные, не безнадёжные. Квасить, небось, начали с приезда домой.
— Марту и эту, вторую, Мэй забрала, — шепнул Димка, тяжело опираясь на Кирины плечи.
И то хорошо, подумалось.
Влад сидел за столом. Не мрачный — чёрный от злости. Поднял тяжёлую голову и встретился с Кирой взглядом. Ей стало жарко тут же.
— Ты за вещами? — сказал глухо.
— За какими ещё вещами? — отмахнулась Кира, прекрасно понимая, что он имеет в виду. — То есть, вместо того, чтобы просто доверять моим словам, ты здесь предавался страданиям и возлияниям, представляя себе про меня всякие гадости?
— Кира, ты…
— Я.
Она сделала ещё один шаг в его сторону.
— Ты хочешь сказать, что ты вернулась?
Ещё шаг.
— Совсем? Жить со мной?
Корнилов-старший явно понимал, что витиеватые словесные конструкции ему сейчас не одолеть, и изъяснялся даже излишне коротко.
— Ты же сам мне предложил, — пожала плечами Кира. — Предложение отменяется?
Ещё маленький шажок. На бледном виске Влада колотится пульс. У самой Киры кружится голова и в ушах звенит, звенит…
— Так ты… насовсем?
— Если ты хочешь.
Эти слова Кира не сказала — выдохнула. А ведь она не пила в отличие от него. Только чай с лимоном.
Последний шаг она сделать не успела. Потому что Влад неожиданно поднялся на ноги, опрокидывая стол вместе со всем барахлом, качнулся к Кире навстречу, устоял. Время вдруг замерло, реальность стала ослепительно чёткой, будто под вспышкой. Кира рванулась — подхватить, не дать упасть. Нет, Влад шёл. Сам. Довольно неуверенно, но Димка, честно говоря, на ногах держался примерно так же.
Дыхание перехватило. Это — счастье? Это так и бывает?
Кира подставила плечо, рукой обвила Влада за пояс. Для эмоциональной бури сейчас было не время, хотя руки уже дрожали. Но необходимо было дойти, доползти хотя бы до кресла у стены, потому что своё Влад тоже уронил.
А он словно не замечал ничего. Гладил Кирины плечи, зарывался пальцами в волосы, лаская шею и затылок, шептал что-то глупое, ласковое, совершенно бесстыдное — не по смыслу, нет, но слишком личное. Кира пыталась вслушиваться, и краска заливала её лицо. И ведь совсем недавно ей казалось, что Дэн отучил её от ложной скромности раз и навсегда.
Она беспомощно оглянулась по сторонам.
Понятливые друзья, пусть и пьяные в хлам, сноровисто смели в кучу особенно мерзкую часть бардака и поспешили убраться прочь сами. В квартире остался только верный Димка, которому всё равно некуда было деваться. Понятливо перехватив Кирин взгляд, метнулся к двери в спальню, распахнул.
Лицо у младшего Корнилова было обескуражено счастливым.
— Помочь?
— Сами дойдём, — отмахнулся Влад, всё сильнее обвисая на Кире.
Его прикосновения становились всё недвусмысленнее, ловкие руки проникли под трикотажный свитерок, ласкали разгорячённую кожу, посылая электрические разряды по всему телу. Вот уж точно: опыт не пропьёшь. Или наоборот? Стоило напиться как следует, и старые привычки взяли верх над всем, побеждая и психологические блоки и прочую научную ерунду.
Её саму вело. Бессонные ночи, откровенные разговоры, всплеск адреналина, окситоцина, что там ещё бывает от стресса и внезапного счастья.
Когда Корнилов прикусил мочку её уха, Кира отчаянным рывком преодолела расстояние до спальни и практически уронила его на постель. Он потянул её за собой, и вырываться было бессмысленно — из такой-то медвежьей хватки. Да и, честно говоря, не очень хотелось. Наоборот хотелось прижаться ближе, целовать это заострившееся лицо, запавшие глаза. Голову кружило, как от выпитого на голодный желудок шампанского, но не от страсти, а от совсем иных, сумбурных чувств.
Влад коснулся губами Кириного лица, прошёлся наискось от виска до подбородка. Требовательно дёрнул свитерок одной рукой, другой умело расстегнул ремень на Кириных джинсах. Она хотела отстраниться — ни к чему им это, да и никакой уверенности не было, что что-то выйдет. Но вот как раз поэтому отталкивать Влада было нельзя. Оставалось надеяться, что у Димки хватит деликатности выйти в другую, не смежную комнату. И будь что будет.
Влад рванул свитер ещё раз — ткань поддалась, разошлась под его руками. Мелькнула глупая мысль, что этот свитерок когда-то подарил Дэн, сам выбирал, восторженно роясь в куче ярких этнических шмоток. Это больше не имело значения. Никакого.
Кира повела плечами, избавляясь от обрывков. Ладони Влада кругами наглаживали спину, надавливая на особо чувствительные места. Корнилов лежал на спине, смотрел на Киру с излишней какой-то серьёзностью.
— Влад… — прошептала она. — Ты хоть понял, что произошло?
— Тссс… Не нужно, маленькая. Не сейчас.
Маленькая? Кира задохнулась от внезапного подозрения. Нависла над ним, заглядывая в глаза, совершенно стеклянные. Он её хоть узнавал? Или просто тискал, как одну из своих бесчисленных баб, которых даже по имени не трудился запоминать?
— Иди ко мне.
— Влад…
Взялся за застёжку бюстгальтера. Да, опыт, и в самом деле, суровая штука — справился он быстро, даже одной рукой. Он, наверное, даже вовсе не приходя в сознание, умел управляться с женским бельём. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что — как бы там ни было, это возвращение к жизни. К нормальной. Плохо — потому что с ней, с Кирой. Это могло всё испортить, подорвать с таким трудом установленное доверие.
— Ну давай, сладкая, давай…
Сжал её грудь, сильно, почти больно. Потом отпустил, пробежал пальцами по ключицам, неожиданно нежно коснулся шеи и подбородка. И вместе с этими осторожными прикосновениями, словно вся тяжесть небес свалилась с её сердца. Словно вся усталость больше не имела значения — не сейчас, не в эту минуту. И Кира сдалась. Позволила целовать и ласкать себя, рассыпая искры по коже, пронзая током до самого позвоночника. Сама впервые прикоснулась к нему так, как хотела до аварии, и как даже и не думала весь этот год. Чувствовала себя при этом абсолютной дурой. Понимала, что ещё не раз пожалеет. Но всё равно гладила плечи и запускала пальцы в спутанные длинные волосы, которые так решительно запретила остричь в той больнице и потом. Целовала нахмуренные брови, глаза и жёсткий упрямый рот. Ловила прерывистое дыхание губами. Попыталась воспротивиться, когда он толкнул её на кровать, придавливая собственным тяжелым телом.
