Максимов ощущал себя нашкодившим мальчишкой на приеме директора школы.
— Я понял.
— Сейчас возьмешь отпуск недели на три. Долгину всю информацию передашь. Он напрямую будет отчитываться мне пока Круглов не выйдет с больничного. А ты отдохни, приведи себя в порядок. Семейные дела утряси.
Он еще смеет говорить о семье? Семье, разрушению которой лично способствовал.
Бузунов кивнул, как если бы попрощался и принялся подписывать служебные документы.
И вроде нельзя Максимову уже сидеть. Пора уходить. Ноги и тело зашевелились. Он поднялся с неудобного стула, расправил плечи. Все закончилось неожиданно быстро, и даже лучше чем можно было представить. Певчий спас его и он навечно ему благодарен. Максимов мог бы просто передать всю информацию о Матлакове Долгину, пусть зарабатывает звездочки, заслужил. Затем взять отпуск, уехать в Лаг-Вегас, ночами напролет играть в покер, забыться в пьянящем дурмане ослепительных огней города-праздника. И все бы хорошо, да только снова забурлила внутри него кипящая болотистая жижа из погреба Матлакова, отрубленные головы невинных отца и сына рвались на поверхность.
Максимов присел обратно на стул.
— Вообще-то я пришел сказать, что обнаружил труп Мариса Болодиса и его сына. Матлаков расчленил их и спрятал на своей даче, чтобы подставить.
Уши Бузунова напряглись, как у кролика, рука замерла, выведя только половину подписи на очередном документе.
— Матлаков загримировался в Болодиса и имитировал вылет в Ригу. На борт самолета он так и не поднимался. Он провел всех вокруг пальца, а мы сами дали ему то, что он хотел. Он организатор терактов на обоих самолетах.
Бузунов встал и обошел стол, присел на угол напротив Максимова.
— Мои люди выяснили это сразу. Нашли видеозапись из кафе в Питере, где Матлаков встречался с Лукасом Левандовским. Его уже прижали, он ничего не отрицал.
— Он уже в СИЗО?
Бузунов поджал губы и слегка простукал больное колено.
— Матлакова теперь курирует Минобороны. Мы туда не лезем.
— То есть он не задержан, а продолжает руководить проектом изучения осколка?
Бузунов кивнул.
— Но по его вине погибли люди, сотни заражены и потенциальные трупы. Ущерба на бог знает сколько. Он же головы людям отрезал.
Бузунов ухмыльнулся, как отец, объясняющий сыну происхождение детей.
— Тебе нужно глубже взглянуть. Если бы не инцидент с самолетами, разве бы мы узнали об осколке? Матлаков же десятилетиями пытался доказать его существование и где он оказался?
Максимов беззвучно проговорил:
— В психушке.
— Его бы никто не стал слушать, даже если бы он принес осколок на порог Управления. Он же никто — маленький человек без репутации и с диагнозом психа. Где таким место в жизни? Их никто не слушает, на них плюют. Он был вынужден сделать такой выбор. Да погибли люди, это ужасно и он понесет свою ответственность, но только тогда, когда минобороны получит от него все необходимые знания. И никто кроме него не знает столько об этом осколке. И заметь он мог бы продать осколок зарубеж, но этого не сделал. Матлаков хоть и сукин сын, но он наш сукин сын.
Бузунов, не притрагиваясь, придавливал Максимова к полу, связывал язык и лишал воздуха.
— Но так же нельзя. Он убийца.
— Ты что живешь в идеальном мире? Не понимаешь, что происходит? Мы на пороге третьей мировой войны. Уже сейчас американцы разрабатывают новое оружие вирусного характера, которое распространяется незаметно и камуфлируется в обычный кашель, пока человек не начинает кашлять своими кишками. Китайцы уже продвинулись в разработке точечного сейсмического оружия. Разрушительное землетрясение в центре Москвы, как тебе такая перспектива?
— Они не решаться пока есть ядерный паритет.
Бузунов хмыкнул.
— Ядерное оружие такая же защита, как и беспомощность. Никто не решиться его применить, потому что уничтожение будет взаимным. Будущие войны, — Бузунов воткнул ручку в папку с досье Максимова. — Выиграет тот кто сможет атаковать скрытно и эффективно, не оставляя следов, — Бузунов подбежал, к окну, словно и не хромал никогда. — Там наши враги, не здесь, сидят и мечтают нас уничтожить. И у нас есть теперь шанс выиграть эту гонку. Представить миру невиданное доселе оружие. Это шанс защитить нашу землю, наших граждан, тебя и меня, наши семьи. Только об этом ты должен думать. Вернер Фон Браун, прежде чем стать отцом американской космонавтики был фашистом, изобретал новые и новые вооружения, от которых гибли миллионы русских, евреев, американцев. Да, возможно, его следовало за это повесить. Но американцы поступили умнее, они предложили сотрудничество, воспользовались его знаниями и гляди, куда их это привело. В этой войне мы тоже должны поступить умно.
Максимов кивал. Что еще ему оставалось?
— Певчий знал об этом?
Бузунов, прихрамывая, вернулся к столу, словно с фронта вернулся.
— Я доложил ему сразу же по его приезду из аэропорта.
Максимова пронзил острый озноб.
— Я понимаю, почему ты принимаешь все близко. Это несправедливо. Но не мы придумали этот мир. Наша задача в нем выжить.
— Я был сегодня в больнице. Врачи не знают, что делать с зараженными. Они там просто умирают.
— Сделаем все возможное. Лучшие врачи, лучший уход, компенсации родственникам. Это я гарантирую. А теперь иди, у меня дела.
Максимов поднялся со стула. В мышцах поселилась невероятная слабость, как если бы он весил в трижды больше себя. Бузунов невидимыми клыками выпил его энергию до дна.
Он окрикнул Максимова уже на пороге:
— Володь, только давай без глупостей и самодеятельности. Ты уже потерял семью, не потеряй еще и свободу.
Максимов очнулся, когда брел по улице. Прохожие с пренебрежением косились на него. В их глазах он был очередным опустившимся бомжем, грязным, небритым, с неприятным запахом перегара. Для непосвященного он мог быть бывшим инженером, врачом или библиотекарем, да просто хорошим человеком, чистым и светлым в душе, которого постигло несчастье в жизни. Если внешность и бывает обманчива, то только не с ним. Внутри Максимова накопилось столько грязи, смрада и лжи, что ему самому стало противно находиться в своем теле.
Он говорил сам с собой. Спорил с Бузуновым, высказывал то, что не решился в кабинете. Умолял жену простить его. Объяснял детям, почему мама больше не хочет видеть его.
На светофоре загорелся зеленый человечек. Ноги его попеременно моргали, создавая иллюзию движения. Специальный динамик запищал, подавая сигнал незрячим. Максимов стоял у края бордюра и смотрел под ноги, ощущая себя тем самым человечком. Бездушным, не выполняющим никаких полезных функций в этой жизни.
Он вспомнил фотографии погибших. Женщина в приступе психоза задушила своих детей; единственный кормилец в многодетной семье, вернувшийся с заработков, включил газовые конфорки, когда семья спала, пожар унес жизни десяти человек. Здоровые женщины и мужчины сошли с ума и навечно обречены блудить в собственных фантазиях, мечтая только о смерти. Их будут окружать белые халаты, тыкать бесконечными иголками. Ответ будет знать горстка людей, ослепленная тщеславием, жаждой власти и конспирологической паранойей. Они назовут это необходимой жертвой. Под предлогом спасения нации без зазрения совести размножать эту заразу на весь мир. Ничто не помешает им, ослепленным страхом и невежеством подвергнуть мучениям еще миллионы невинных людей.
