Денис свернул с магистрального пути, и через полчаса я увидела границу заповедника, который и был целью нашего пути.
— Аркаим… — прошептала я.
Странное чувство захватило меня, как будто реальность сливается со сном, прошлое и настоящее пронизывает насквозь одна игла.
Мы бродили среди древних развалин, слушая гида, прикасались к потрескавшимся камням — а мне казалось, что я была здесь только вчера. Я помнила каждый из камней, и образы прошлого просыпались во мне.
Гид говорил о глинобитных домах, а я видела огромные терема в пять-шесть этажей, все изукрашенные чудной резьбой и расписанные яркими красками. Высокие лестницы, сияющие позолотой деревянные идолы, вырезанные из дуба и кедра скульптуры волоков.
Огромная стена из частокола, чей край и не виден с земли. Сторожевые башни охраняют подступы к городу, а на них — никогда не спящий караул высматривает врагов, что могут подкрасться. Но куда им — и днем, и ночью дружины берегут покой города.
И волки — всюду волки, они проносятся через ворота и несутся в терема. А оттуда уже выходят люди, одетые в красочные одежды: в шубы, подбитые мехом, в разукрашенные сапоги — зимой. Летом же улицы заполняют красные и синие сарафаны женщин, синие и желтые рубашки мужчин.
Солнце отражается в слюде окон, в золоте крыш княжеского дворца, все цвета радуги заполняют город. Почему же гид говорит о глине?
Я видела Дениса и теперь во мне не было и тени сомнения, что это был он. Он летел на коне по степи, и алый плащ развивался за его спиной. Волосы стлались по ветру, едва сдерживаемые венцом.
И я летела следом за ним. Пушистый мех дикого зверя лежал у меня на плечах, защищая от ледяного ветра, бьющего в лицо. Бархатная юбка стлалась по ногам. Черная лошадь фыркала, не желая ускорять ход, но Денис замедлял своего коня, стоило мне немного отстать.
Десятки гончих неслись впереди нас. Десятки дружинников — позади. И где-то далеко мелькали следы лиса, о котором мы оба успели позабыть.
Я смотрела лишь на своего князя, не в силах поверить, что он со мной. Денис… не знаю, о чем думал он, но улыбка касалась его губ, стоило ему обернуться ко мне.
Наконец раздался крик впереди — лис, попавший в окружение передовых, бросился назад.
Молниеносно Денис вскинул лук, и стрела, сорвавшись с тетивы, воткнулась хищнику в глаз.
Потом был привал. Солнце падало за горы, окружившие долину со всех сторон. Уступы Шаманки возвышались над нам — дружинники разжигали костер у самого подножия гор.
Для нас поставили шатер, но желания идти в него у меня не было. Я стояла и любовалась залитым лучами закатного солнца перевал, вдыхая ароматы цветущих трав.
Денис слишком устал, но тоже не мог позволить себе отдохнуть. Советники собрались вокруг него, и они вели разговор, который меня не интересовал.
Я уже собиралась было отправиться к костру, когда один из воинов приблизился ко мне и заговорил.
— Нравятся ли тебе дела князя, госпожа?
Я вскинулась и обернулась на него. Это был мужчина с русыми волосами, украшенными перьями орла, еще довольно молодой.
— Я его жена, — спокойно ответила я, — как ты можешь задавать мне такой вопрос?
Мужчина покачал головой.
— Князь затеял новую войну. Он настроит людей против нас. Город погибнет, если мы и дальше будем слушаться его.
Я в недоумении смотрела на него. Я ничего не понимала в войне, кроме того, что Денис снова покинет меня.
— Если он собрался воевать — значит, в том есть нужда, — отрезала я.
— Ты не права, госпожа. Ты одна из нас, но мало знаешь о том, как мы живем.
Я не стала возражать. Не хотелось отталкивать его. Высокомерие никогда не было моей чертой, и воин был прав — не так давно я была лишь простой девушкой, не смевшей поверить, что ее полюбил князь.
Вдали послышались шаги, и воин поспешно оглянулся на звук.
— Если хочешь узнать, — сказал он, уже отступая назад, в тень нагроможденных друг на друга камней, — приходи на площадь Идолов в день Семи Камней.
И он исчез. А Денис появился из сумрака и привлек меня к себе.
— Что-то не так? — спросил он, заметив беспокойство на моем лице.
Я покачала головой и прижалась щекой к нему.
Проклиная себя, я пришла на площадь Идолов на третий день. Сама не знаю, что ожидала я там найти. Может, голодных детей или больных — но увидела лишь нескольких дружинников, сидевших у идола Матери-Земли кружком.
У каждого не доставало уха или пальца, у одного — руки.
При виде меня однорукий встал и отвесил поклон.
— Матушка княгиня, — промолвил он.
До матушки мне было далеко. Но его обращение льстило мне.
— Вы хотели поговорить со мной?
Мужчины освободили единственную скамью, и однорукий указал мне на нее, предлагая сесть.
Подобрав юбки, я устроилась среди них.
— Только тебя слушает князь, — бросил мне один из мужчин, оставшийся сидеть на земле.
Я непонимающе взглянула на него. Князь не слушал никого. Но и эти слова приятно ласкали слух. Неужели обо мне среди воинов думают так?
— Мой брат ушел на войну и не вернулся, — проронил самый молодой из собравшихся, — отец сгинул вместе с ним. Я остался у матери один. Что она будет делать, если и я сгину в чужой земле?
Я вспомнила, как сама, в своей маленькой комнате с окном на проулок, где стоял амбар, месяцами в полумраке крутила прялку и гадала — вернется мой князь или нет.
— Если князь затеет новую войну — значит, в том есть нужда.
— Меня обратили, когда мне было четырнадцать лет, — сказал другой, совсем еще молодой, со шрамом через все лицо, — меня увели из дома, и теперь я должен воевать на чужой стороне против своей родни. Зачем?
Никакие слова не приходили мне на ум. Я понимала и его. Много раз я спрашивала себя, зачем нужно было оборачивать волками настоящих людей. Мне объясняли как-то воеводы князя, но так и не убедили меня.
— В голодные годы рождалось мало волков, — все же повторила я его слова, — нужны были люди, чтобы пасти скот. Разве не спрашивали тебя, пойдешь ты в наш город или нет?
— Нет! — вмешался другой. — Не спрашивали никого! Но силой забрали от семей!
Я молчала, не зная, что ответить. Мне хотелось защитить своего мужа, но слишком много боли было в глазах тех, кто устал воевать.
— Много лет назад, — сказал четвертый, — Аркаимом правил совет мудрейших. Пока дед нынешнего князя не объявил, что все решения будет теперь принимать только он. И сын его, и сын его сына рады были принять новый закон. Но никто из них не спросил воли людей!
— Не думаю, что вам нужно говорить об этом со мной, — я попыталась встать и уйти, но он не позволил мне.
