— Скажи князю, что никто не хочет войны! Среди простых волков все больше голосов, которые не хотят подчиняться ему! Мы требуем вернуть, как прежде, совет вожаков!
Я вырвала из его рук свой подол и стремительно направилась прочь.
И все же зерно сомнения им удалось зародить в моей душе. Теперь все чаще выходила я на террасу нашей спальни, смотревшей на главную площадь, и разглядывала находившихся там людей — торговавших, гулявших, спешивших по делам.
Я видела, что многие лица мрачны. И что нередко прохожие собираются кучками и со злостью поглядывают в сторону княжеского терема.
Но те, кто встречался со мной на площади Идолов, ошибались. У меня не было слова перед князем. Он не рассказывал мне о грядущей войне. Только сам возвращался домой мрачнее день ото дня.
Однажды я спросила его, когда подносила кувшин с водой:
— Что творится? Почему ты не желаешь поведать мне, что происходит?
Князь лишь дернул плечом и ничего не сказал.
Тогда, улучив другой момент, я снова завела разговор.
— Правда ли, что поговаривают люди?
— А что они говорят? — резко нахмурившись, князь мой смотрел на меня.
— Говорят… — я запнулась, не решаясь полностью передать услышанные слова, — говорят, раньше, почти что век назад, городом правил совет знатнейших.
Князь еще более внимательно вглядывался мне в глаза.
— Может, и так, — согласился он.
— А почему теперь совета нет?
— Потому что пришел час войны. И пока старейшины спорили о том, держать оборону или прятаться в горах, люди ворвались в круг внешних стен. Тогда мой дед вытащил меч и провозгласил, что править будут те, кто последует за ним. Так появилась дружина дома Гар.
Я молчала, перебирая пальцами бусинки ожерелья, висевшего у меня на шее — одного из многих, которые подарил мне мой князь.
— Ты считаешь, что он был прав?
— Да, я считаю, что он был прав.
— Но волки хотят решать за себя.
— Если бы те волки продолжали решать за себя, люди давно истребили бы их всех до одного.
Я помолчала.
— Говорят, в народе хотят возродить совет вожаков.
— Пусть хотят, — я видела, что в глазах князя загорается злость. Он не хотел ничего мне объяснять — и это задевало больше всего.
— И еще говорят, что ты собираешься идти войной на город людей.
— Войны бывают каждый год.
— Волки устали от войны.
Губы князя дрогнули.
— Я тоже устал, — сухо объявил он, — я весь день обсуждал войну и учил молодняк обращаться с мечом. Могу я вечером подумать о себе… и о тебе?
Я отвела взгляд. А князь подошел ко мне, отобрал кувшин и обнял. Когда он держал меня в своих руках, весь остальной мир, с его ненастьями и заботами, отступал.
Но теперь я не могла избавиться от чувства, что не должна забывать о других.
«Матушка княгиня, — звенело у меня в ушах, — только тебя слушает князь».
Но князь не слушал меня. Он не слушал вообще никого.
Я снова пошла на площадь Идолов. Но, конечно, не дпя того, чтобы рассказать этим людям, что князь ни во что не ставит меня. Я взяла еду для их семей и лекарства для их ран. И они благодарили меня, но не переставали вспоминать о грядущей войне.
Так продолжалось раз, и еще раз, и еще. Пока наконец однажды, когда я уже покинула площадь, на которую сейчас приходило все больше народа, меня не окликнул тот же воин, с которого все это и началось.
— Позволь проводить тебя до терема, — попросил он, — сейчас по улицам небезопасно ходить одной.
Я удивилась, потому как до тех пор ходила на площадь и даже служанку с собой не брала. Я знала, что народ любит меня. Впрочем, завязывать ссору при всех мне не хотелось, и потому, позволив ему пройти со мной в проулок, где не было прохожих, я задала вопрос:
— С каких это пор мне нужно бояться своих же волков?
Воин покачал головой.
— Завтра перед воротами будет общий сбор. Князь станет проверять, сколько воинов может подняться в бой. Если не боишься — приходи, только не показывайся ему на глаза. Ты увидишь, что мы не лгали тебе. Он отбирает совсем еще мальчишек у матерей, ему никто не указ.
Я отвернулась, не желая продолжать этот разговор, ко он поймал меня за рукав и быстро вложил в ладонь кинжал.
— Только ты можешь спасти всех нас, — проговорил он.
Я уставилась на него.
— Многие из нас погибнут этой весной. И виной тому — князь. Останови его. Только тебя он подпустит к себе.
Я молчала, с изумлением глядя на кинжал. Я поверить не могла тому, что услышала только что.
Вечером князь пришел домой затемно, и все было как всегда. Он целовал меня, но отказывался говорить о делах.
И тогда я спрятала кинжал и тоже не стала говорить ему, куда хожу я сама. А утром, дождавшись, когда он уйдет, накинула на волосы платок, за которым было не разглядеть лица, направилась следом к воротам города.
Я с ужасом наблюдала, как происходит то, о чем предупреждали меня. Как отбирают у матерей детей и ставят в строй.
А потом услышала, как князь объявляет о том, что уже назавтра войско отправится в поход.
Вечером он был особенно ласков со мной. Я смотрела ему в глаза, силясь угадать, когда он собирается сообщить мне хотя бы о том, что сам наутро покинет меня?
Но князь так и ни слова об этом не проронил. Обида охватила меня как никогда, сливаясь воедино с жалостью к тем семьям, которые пострадали сегодня от него. Рука потянулась к подушке, и, выдернув нож, я нанесла удар.
Глаза князя все так же смотрели на меня до самого утра.
Даже когда наутро вожаки мятежников собрали сход. Когда меня поместили в сруб и как убийцу мужа предали огню.
И я видела, как огонь, поднимаясь, несется к городу, как загораются один за другим терема и защитные стены. Солнце, поднимаясь все выше, превращается в знак Гаров. Я видела, как в панике выбегали люди и, не в силах затушить этот невероятный пожар, оборачивались волками и скрывались в лесах.
Память веков будто бы проснулась во мне, перед моим взором оставшиеся в живых и не убежавшие жители пытались восстановить город, но уже не из дерева — слишком мало народа осталось. Они возводили дома и стены из глины, повторяя очертания старых кварталов. Но снова взошло солнце Гаров… И снова вспыхнул огонь, пожирающий все.
Я не знала, что было потом.
— Город погиб от огня, — рассказывал гид людям, собравшимся вокруг него, — никто не знает, был тому причиной пожар или нападение врагов.
