И взгляда не могу отвести в отражении от его глаз. Потемневших, сверкающих сейчас вспышками серебра. Как будто пригвоздил меня ими. Держит. В самое нутро, в самое сердце проникает. И оно колотится, как сумасшедшее. Готовое вылететь сейчас из груди и послушно улечься в его руки.
— Если мы прямо сейчас не выйдем, наброшусь на тебя и сорву на хрен это платье, — хрипло. Чуть наклоняется у моей шеи.
И его дыхание, что обжигает кожу, его хриплый голос, — будто бьют по оголенным нервам. Меня бросает в дрожь. Так, что еле сдерживаю рвущийся с губ стон.
Покачнулась бы, кажется, и упала сейчас. — колени становятся мягкими, ноги вдруг перестают держать.
Но его глаза, взгляд этот бешеный будто удерживают.
Только киваю, когда он резко отстраняется, распахивая передо мной двери, пропуская вперед.
Подает локоть на выходе из дома и я, не задумываясь, опускаю на него свою руку.
— Ты настоящая королева, Софи-ия, — хрипло чеканит Стас. — Хочешь, я выкуплю для тебя ваш дом? Станешь в нем хозяйкой. Истинной. Будешь блистать и устраивать самые шикарные приемы. Утрем нос всем этим кретинам. А они будут есть из твоих рук и пресмыкаться перед тобой, соревнуясь, у кого это получится лучше.
— Нет, Стас, — качаю головой с тихой улыбкой.
В чем-то он прав. На миг даже стало весело. Когда представила себе эту картину. Их вытянутые лица и подобострастные улыбки.
Ни на секунду не сомневаюсь, — Стас легко способен это устроить. Они, так презрительно на меня смотревшие, станут каблуки моей обуви целовать. Станут. Я уже увидела им цену.
— Почему? — его густая бровь удивленно взлетает вверх.
— Это прошлая жизнь, Стас. Пусть и остается в прошлом. Обратной дороги для меня уже нет. И никогда не будет.
— Все, чем я жила, во что верила, все те, кого считала близкими, друзьями, за которых бы на многое пошла. — все оказалось фальшивкой, Стас. Дешевой фальшивкой, облаченной в обманчивую позолоту. Фальшивкой, которая рухнула в один момент, показав свое истинное, отвратительное лицо. При первых же проблемах. И, знаешь, я не хочу возвращаться. Лучше я буду работать, но обрету то, что станет настоящим. Настоящих людей. Ведь это самое ценное. Пусть я не буду жить в роскоши, на Олимпе. Пусть беднее и мне придется много трудиться. Но дорогая фальшивка мне не нужна. Она ничего не стоит.
Зачем я это ему говорю? Зачем выкладываю то, что на сердце, распахиваю душу?
Ведь он — тот, кто меня купил. Тот, от кого нужно закрыться в первую очередь! Но слова как-то сами вылетаю из меня под его пронзительным взглядом.
— Ты настоящая королева, София, — в серебряных глазах ослепительным сиянием сверкает восхищение. Самое настоящее. Как вспышка молнии.
Стас подхватывает мою руку, целует пальцы.
— Настоящая.
А я замираю вдруг.
Слыша, как на весь огромный сад эхом проносится оглушительный стук моего сердца.
Почему-то это так важно для меня. Так бесконечно важно.
Вот это его «королева» именно сейчас.
Не потому, что красавица и в роскошном платье. Не потому, что вспышки страсти сносят нас обоих, как безумный водоворот, сопротивляться которому нет сил.
А вот именно это уважение в его глазах. Сейчас.
И сердце снова и снова то замирает, то бешено несется, отбиваясь гулом в висках.
Будто самое ценное сокровище мне только что прямо в ладони вложили.
Самое дорогое из всех, что есть на свете.
— Пойдем, — Стас увлекает меня вперед, к машине, и я послушно следую за ним.
А вот именно это уважение в его глазах. Сейчас.
И сердце снова и снова то замирает, то бешено несется, отбиваясь гулом в висках.
Будто самое ценное сокровище мне только что прямо в ладони вложили.
Самое дорогое из всех, что есть на свете.
— Пойдем, — Стас увлекает меня вперед, к машине, и я послушно следую за ним.
* * *
— Стас… — комкаю руками ремешок сумочки.
Мне не хочется сейчас портить момент.
Разбивать это наше хрупкое, безумно шаткое перемирие.
И я знаю, что он психанет сейчас. Что все изменится.
Но… Я должна спросить!
— Да. королева? — сжимает мою ладонь в своей, поднося к щеке.
Теперь в его взгляде не горит прежнее безумное вожделение. Нет В нем сталь и что-то тихое, нежное. Другое. Но заставляющее меня млеть не меньше.
— Маша… Ты обещал…
Взгляд Стаса, только что мягкий, в один миг превращается в сталь.
Даже воздух вокруг нас в машине становится холодным. Обжигающе ледяным. Так, что ознобом покрывает все тело, как будто замораживая его в иней.
— Я всегда держу свои обещания, София, — чеканит ледяными пулями в каждом слове. — С твоей сестрой все будет хорошо.
Крепко, как в тисках, до боли сжимает мои руку прежде, чем отпустить. Она просто падает, когда Стас резко разжимает свои пальцы.
Отворачивается к окну, больше не глядя на меня, не прикасаясь, не продолжая разговор.
Немного повременив, я отворачиваюсь тоже.
До слез из глаз, которые я стараюсь затолкнуть обратно, не дать им проступить, прикусывая изнутри губу.
Он ведь должен понимать, как это для меня важно! Я не могла не спросить! Стас же человек, должен понимать, как я переживаю, беспокоюсь за родную сестру!
Я все сделала правильно.
И теперь могу выдохнуть с облегчением.
Каким бы ледяным он сейчас ни был, а я почему-то не сомневаюсь — он сделает все, чтобы спасти Машу! По крайней мере, обеспечит все существующие возможности!
Я должна расслабиться. Должна выдохнуть с облегчением. Сделка, на которую я пошла, переступив через себя, сдвинулась с мертвой точки и теперь Маше помогут.
Но почему так больно сжимает грудь?
От его этого ставшего вмиг чужим, холодным, взгляда? От того, что захлопнулся, отгородился, снова став таким далеким, мрачным, будто высеченным из бесчувственной скалы?
Не глядя на меня. Стас подает мне руку, когда машина останавливается у входа в оперу.
Подаю в ответ свою, чувствуя лед его кожи.
Как в дымке, проносятся лица тех. кого я считала друзьями.
Многие искажаются также, как и тогда, на приеме в нашем бывшем доме.
Но тут же на смену удивлению приходят белоснежные фальшивые улыбки.
На Стаса смотрят так, как даже на отца не смотрели. Со страхом и готовностью услужить. Кажется, если он прикажет, сам мэр сейчас бросится чистить ему туфли.
