— А ещё ей Грег очень нравился. Мими говорила, что вот и есть её настоящая любовь. Вроде бы и он взаимностью отвечал.
— Этот шалопай-то? — хмыкнула старуха. — Да он мимо себя ни одной юбки не пропускал! Ещё совсем мальчонка, а туда же, на девок заглядывался!
— Ну, пусть так, — Тильда решительно расправила салфетку, накрыла корзину. — В общем, жрец ей сказал, что надо душу очистить. Вот она и очистила, рассказала, всё как было. Ну а я осталась, стыдным показалось её одну бросать. Только ни мне, ни ей от этого легче не стало. Почему так? Вроде бы правильно поступаешь, ради другого стараешься, а в конце концов выходит наоборот?
— Так поначалу-то у другого и надо спросить, мол: «Мил человек, а тебе оно надоть?» Вот как с ентой подружайкой и рыжим вашим или той же Мирой, будь она неладна. Ну, любишь ты мужика, из шкуры вон выпрыгиваешь, лишь бы сладко жилось, ребёночка родишь. И чего? И ничего. Ничегошеньки хорошего так-то не сладится.
— Ну, возможно, ты и права, — не стала спорить Тиль. — Но опыт-то ухода за больным у меня есть.
— Так то девка, а то мужик! — тут же всполошилась старуха, снова подхватывая таз, который было на стол поставила.
— А про дядю ты забыла? — усмехнулась Арьере и даже хотела язык показать, но вовремя передумала.
— И что с ним? — не впечатлилась старушка. — Жил, жил, да помер. Хотя люди разное болтают. — Айда опять таз отставила, наклонилась к Тиль доверительно, опершись о стол обеими ладонями. — Вы б мне, барышня, сказали на ушко. Вот ей-ей, далее меня не пойдёт. Как оно в самом-то деле, а?
— Что? — искренне не поняла Тильда.
— Ну как там вышло, как помер-то? Треплют-то разное. Кто грит, отравили его или вовсе демоны забрали.
— Да что за глупости! Дядюшка долго болел!
— Ну, это не интересно, — разочаровалась служанка, даже, вроде бы, обидевшись.
— А что в таком может быть интересного? — разозлилась Арьере. — Ты просто представить себе не можешь, как это: час за часом, день за днём разум терять. И осознавать, что теряешь! Не только память, но сам ум. Дядя до последнего боролся. Не помнил, как буквы писать, но всё равно писал. Читать пытался, счета вести. Потом понимал, что чуши нагородил, переделывал. По всему дому записки развесил, но всё равно становилось только хуже. Он даже расплакался однажды. Забылся, замочил постель и бельё, но слишком быстро в себя пришёл, вымыть его не успели. В конце я уже Небо просить начала, чтобы сознание к нему вообще не возвращалось.
— Значит, получил, чего и стоило, — мрачно констатировала Айда. — Туда и дорога. Даром что на вас надышаться не мог, зато других и за людёв не считал.
— Да нет, не только меня, ещё и…
Тиль замерла, позабыв рот закрыть, а потом, подхватив юбку, вылетела из кухни, чуть Айду не толкнув — та едва отшатнуться успела.
— А за молодым хозяином ходить всё едино не дам! — крикнула вслед служанка. — Даже и не думайте!
Арьере и не думала. Она в дядин кабинет бежала, перепрыгивая через ступеньки.
* * *
На то, чтобы убедиться: романы нагло врут — Тиль потребовалось часа три, никак не меньше. Портер матери — молодой, немного наигранно-лукавой, жеманной и, пожалуй, соблазнительной — снялся легко, вот только никакого тайника или там сейфа Берри за картиной устроить не удосужился, Арьере лишь зря ногти обломала и ладонь отстучала, пытаясь найти скрытую кнопку, выдвигающуюся плашку или вынимающийся кирпич. Не было ничего, стена — она стена и есть, даже не каменная, а вовсе деревянная. Приходилось признать: либо между дядей и мамой любви и в помине не было, либо старый Крайт не отличался романтичностью.
А, может, просто книг не читал?
Правда, отчаиваться Тильда не стала и решила проверить медальон, высеченный из розоватой мраморной плиты. Уж больно странным он казался, нелепым даже. Конечно, Арьере тысячу раз его видела: герб не герб, но что-то сильно на него смахивающее — буква «к», обвитая терновником. Даже щит вроде гербового имелся, лишь геральдические звери отсутствовали. Вот только с чего Крайтам такое изображать, никогда они высокородными не были?
Но и эта догадка оказалась пустой — мраморная плита, намертво вмурованная в стену, даже шевелиться не желала и, видимо, предназначалась лишь для лелеяния дядиных амбиций.
Но чем дольше Арьере искала, тем больше убеждалась: тайник обязан существовать. И дело не в одном лишь отцовском архиве — она вообще ничего, что принадлежало бы Берри, не нашла. Лишь письма от Карта, которые заботливый опекун ей передать забыл. А на этом всё: ни переписки, ни дневников или личных записей — ничегошеньки! Но ведь так не бывает.
Тиль отряхнула руки, едва не по локоть в пыли испачканные — тщательной уборкой Айда себя явно не утруждала — присела на краешек стола, осмотрела изрядно разгромленный кабинет: прислонённый к камину портрет, вытащенные ящики тумб, стопки книг на полу, раскрытый секретер с вываленным языком подставки. Снова на «герб» глянула, потёрла лоб. Кажется…
Кажется, она ещё где-то такой же рисунок видела. Монограмма на белье, на салфетках или… Ну да, дождь, обрушившийся в себя камин, колбаски на углях!
Тиль соскочила, добежала до лестницы, перевесившись через перила.
— Айда, — крикнула. — Айда, да где ты?
— Тута я, чегось вам? — тоже отнюдь не шёпотом отозвалась старуха за спиной хозяйки.
Тильда едва вниз головой от испуга не нырнула.
— Ты чего кричишь? — разозлилась Арьере.
— А вы чего? — спокойно отозвалась старушка, вытирая руки о фартук. — Я-то за вами следом.
— Ладно, — отмахнулась Тиль, догадавшись, наконец, голос понизить. — Ты не знаешь, что за развалины вон там стоят?
— Да тут кругом что ни развалины, то битый кирпич, — пожала плечами Айда. — Почитай, при бабке моей господа новые дома складывать задумали, потому как старые ремонтировать никаких деньгов не хватит. Туточки ж раньше болото было, ну и в погребах вода…
— Не доезжая до Реверсов, налево, если свернуть за рощу, — нетерпеливо перебила Тильда, подвалами нисколько не интересующаяся. — Такой коттедж, из песчаника, кажется.
— А, так это Крайтов дом, — медленно, будто намеренно терпение Тиль испытывая, отозвалась старуха. — Его ещё когда поставили, и не упомнить! Поначалу-то он вдовьим домом считался, ну, чтоб мать хозяина могла в тиши обретаться. А потом старый Крайт — не дядька ваш, а евойный отец — домишко второму сынку отписал, то есть батюшке молодого хозяина. А как тот помер — не господин Карт, а папаша его — так дом-то опять к Крайтам вернулся. Стал быть, к мастеру Берри.
— Стоп! — выставила перед собой ладонь Арьере. — Ничего не поняла. Он наш?
— Не, теперь-то не ваш, — обстоятельно ответила служанка, двумя пальцами отерев уголки губ. — Старый хозяин — который не отец, а мастер Берри — его продал, да не задёшево. Тама Реверсы хотели землицы прикупить, но обалдели, как узнали, сколько Крайт-то просит. Потому…
