На письменном столе они увидели железный инструмент скруглым острием и деревянной рукояткой, он служил секретарю канцелярии дляпротыкания пергаментов, чтобы вешать на них свинцовые печати на шнуре. Казановавзял его себе. Он подошел к двери и напрасно попытался пикой сломать запор.Поэтому он проковырял дыру в деревянной двери. Бальби помогал толстым шилом,дрожа от шума каждого удара Казановы. Через полчаса дыра была достаточновелика. (В актах инквизиции имеется счет слесаря Пиччини за починку этогоповреждения.)
Края дыры выглядели ужасно, она зияла острыми осколками инаходилась в пяти футах под полом. Они поставили под дырой две скамейки ивстали на них. Бальби со скрещенными руками головой вперед пролез сквозь дыру.Казанова держал его вначале за бедра, потом за ноги и толкал его вперед. Онбросил ему узлы, оставив лишь веревки. Потом он поставил третью скамейку напервые две, так что дыра была на высоте его бедер, протиснулся в дыру доживота, что было очень тяжело, так как дыра была очень узкой, а у него не былоопоры для рук и никто не толкал его в спину. Бальби обхватил его руками ибесцеремонно вытащил. Казанову пронзила страшная боль, когда зазубриныразодрали ему бок и бедра, так что кровь хлынула потоком.
Снаружи он взял свой узел, спустился по двум лестницам, открылдверь в коридор, которая вела к большой двери на королевской лестнице и рядом скоторой находился кабинет военного министра. Эта большая дверь была заперта итак крепко, что с ней ничего нельзя было поделать. Он отложил пику, селспокойно на стул и сказал Бальби: «Садитесь. Моя работа закончена. Бог и удачадолжны доделать остальное. Я не знаю, вернутся ли сегодня в день Всех Святыхили завтра в день Всех Душ дворцовые слуги. Если кто-нибудь придет, я спасусь,так как дверь откроется и вы последуете за мной. Не придет никто — я останусьздесь и умру с голода».
Бальби впал в страшную ярость, обзывая Казанову дураком,совратителем, обманщиком, лжецом. Внезапно пробило шесть часов. Прошел всегочас после того, как Казанова пробудился от своего короткого сна. Казановасчитал сейчас главнейшим — переодеться. Отец Бальби выглядел как крестьянин, нобыл не оборван, его жилет из красной фланели и штаны из фиолетовой кожи былицелы.
Казанова же был измазан кровью, на коленях — две глубокиецарапины от желоба крыши; дыра в двери канцелярии изорвала его жилет, рубашку,штаны, бедра и лодыжки.
Он разорвал несколько платков и закутался насколько могхорошо. Потом он натянул свой новый костюм, который выглядел достаточно комичнов холодный осенний день. Он уложил свои волосы, натянул белые чулки и кружевнуюрубашку и еще две пары других чулок. Платки и чулки он рассовал по карманам,все остальное бросил в угол. Свой красивый плащ он повесил на плечи монаху,который стал выглядеть, как если бы его украл, в то время как Казанова выгляделкавалером, попавшим после бала в драку. Банты на коленях не вредилиэлегантности. В красивой шляпе с испанской золотой заколкой и белым пером онподошел к окну.
Когда два года спустя он прибыл в Париж, то оборванец,раненый во дворце дожей, выглядел элегантным господином.
Казанова, которого монах ругал за легкомыслие, услышалскрежет ключа и сквозь узкую щель меж двух створок увидел человека в парике,медленно поднимающегося по лестнице со связкой ключей в руке. Казанова приказалмонаху встать и следовать за собой. Свою пику Казанова держал наготове пододеждой.
Дверь отворилась. Человек стоял окаменев. (В «Побеге»Казанова называет его Андреоли). Казанова сбежал по лестнице, Бальби за ним.Быстрыми шагами он направился к Лестнице гигантов, Scala dei Giganti, и хотяотец Бальби шипел: «К церкви! К церкви!», но следовал за Казановой. Церковьбыла лишь в двадцати шагах, однако не давала убежище никакому преступнику, какдумал отец Бальби, страх мешал ему думать. Казанова шел прямо к королевскойдвери Дворца дожей, рorta de la carte. Никого не увидев и сами не замеченные,они пересекли Пьяцетту, ввалились в первую же гондолу и приказали: «На Фузине!Быстрее второго гребца!» Тот немедленно встал. Как только гондола отчалила,Казанова бросился на среднюю скамью, монах сел на боковое сидение.
Они отчалили от таможни и шли по каналу Гвидекка, которыйнадо пересечь по пути в Фузине, так и в Местре, куда на самом деле хотелКазанова. На полпути он спросил: «Мы будем в Местре до семи?»
«Господин, вы хотели в Фузине!»
«Ты свихнулся. Я сказал в Местре!»
Ему не ответили. Гондольер сказал ему взглядом, что повезетпрямо в Англию, если он захочет.
«Браво! Итак в Местре!»
Казанова нашел канал роскошнее, чем ранее, особенно потому,что никто за ними не следовал. Утро было ясное, первые лучи солнца великолепны,оба гондольера гребли легко. Казанова почувствовал пережитую опасность, счастьесвободы — и прослезился. Бальби очень неловко пытался утешить его, так чтоКазанова начал смеяться, но так странно, что Бальби смотрел на него, как насумасшедшего, но это была всего лишь истерика.
В Местре на почте не оказалось лошадей, но в гостинице быломножество возчиков; с одним из них он договорился, что тот доставит их вТревизо за час с четвертью. Он запряг за три минуты. Казанова оглянулся наБальби, тот исчез. В ярости он пробежался по легкой галерее, вдоль главнойулицы; непринуждено сунул голову в окно кофейни и увидел монаха за столомпьющим шоколад и болтающим с подавальщицей. Он сразу попросил Казанову заплатитьза него. Казанова заплатил, ущипнув его так, что монах побледнел, они пошли.Через десять шагов он узнал жителя Местре, Бальби Томази, про которого ходилслух, что он является доверенным лицом инквизиции Венеции. Он вскрикнул: «Выубежали? Как?»
«Господин! Меня выпустили!»
«Невозможно; вчера вечером я был у господина Гримани и зналбы это».
(Франческо Гримани, сенатор с 1734 года, был дядейгосударственного инквизитора на 1773—74 годы и одним из протекторов Казановы,который облегчил его возвращение на родину в сентябре 1774 года.)
Казанова завел человека за дом, где их никто не видел,схватил одной рукой пику, а другой — человека за воротник. Тот вырвался,перепрыгнул через канаву и убежал со всех сил, оставив Казанову в определенномпреимуществе. Казанова вернулся к карете, думая лишь о том, как отделаться отмонаха. В Тревизо он нанял у почтовика двуколку на десять часов, а сам пошелчерез ворота Св. Томаса, как бы прогуливаясь, и после немногих колебаний, решилболее никогда не ступать на улицы республики.
Хозяин хотел устроить ему завтрак, но Казанова не желалболее рисковать даже четвертью часа. Если бы его поймали, он всю жизнь стыдилсябы. Мудрый человек может помериться силами в чистом поле с войском в четырестатысяч. Кто не может понять, когда надо прятаться, тот дурак.
Кратчайший путь к границе вел через Бассано, но он выбралболее длинный путь через Фельтре в область епископа Триеста, на случайпреследования.
После трехчасового марша он повалился на поле. Он долженпоесть или умереть на месте. Он попросил Бальби положить свой плащ и купитьчто-нибудь поесть в ближайшем крестьянском доме. Хозяйка за тридцать сольдипослала служанку с хорошим обедом. После он подремал, но быстро встал и прошелс Бальби четыре часа. За деревушкой в двадцати четырех милях от Тревизо ониотдохнули в лесочке.
