— А, христианин, — глухо раздалось в ответ. — Как же, узнал, вот где свиделись. Ты уж не из Родни ли?
— Да, оттуда. А ты не в новгородский ли стан?
— Да, туда, — засмеялся Нонне. — Как живёт князь Владимир?
— Чего ты меня спрашиваешь Я думаю, ты это так же хорошо знаешь, как и я, — ответил Зыбата.
Нонне глухо засмеялся.
— Мало ли, что я знаю, Зыбата, мало ли что. На то я служу всемогущему Святовиту, чтобы знать всякие тайны. Да, Зыбата, всякие тайны. Никому и не снится, что ведаю я. Я всё ведаю, мне всё известно: и как растёт всякий цветок из-под земли, и что говорят звёзды на небе. Знаю я, Зыбата, о чём каждый человек думает, и не только это знаю, но и то, что каждого человека ждёт впереди.
— Это знает только один всеведущий Бог! — воскликнул Зыбата.
— Ты говоришь про своего Бога, про Бога христиан, — в голосе Нонне теперь послышалось сдержанное бешенство, — а я тебе скажу, что так верить, как вы веруете, христиане, значит верить в свой сон, в свою мечту. Верить в то, существование чего подвержено сомнениям, значит лишь обманывать самого себя.
— Нет, Нонне, нет! — с силою воскликнул Зыбата. — Ты не можешь так говорить; в тебе клокочет ненависть, и твой разум затемнён ею! Бог христиан велик и всемогущ, ваши же Святовит, Перун, Один, Тор — одни лишь создания человеческой мечты, и в них нет ни тени Божества. Ты говоришь, твой Святовит всеведущ, так пусть же он скажет твоими устами, что ждёт, ну, хотя бы меня, христианина, в будущем.
Нонне ответил не сразу; он, видимо, понял, что Зыбата в этих словах сделал ему вызов, и ответил с обычной осторожностью и привычкой давать решительные ответы не иначе, как обдумав и сообразив все обстоятельства, окружающие их.
— Ты спрашиваешь меня, Зыбата, — тихо и внушительно произнёс он, — а я должен ответить тебе, и я отвечу. Но я не буду говорить о тебе одном, а о всех тех, кто единоверцы тебе. Солнце взойдёт на небе три раза и столько же раз сойдёт с неба, как Владимир уже будет на киевском столе князем, а когда оно сядет на покой четвёртый раз, то ни одного христианина в Киеве не останется.
Голос его звучал торжественно, и Зыбату невольно охватило предчувствие чего-то ужасного. Он хорошо понимал, что Нонне вовсе не предвещает, внезапно просвещённый силой своего божества, а просто говорит ему известное о том, что непременно должно случиться. Зыбата, одарённый от природы большой сообразительностью, сразу смекнул, что Нонне имеет с Владимиром Новгородским уговор, согласно которому князь, овладев Киевом, должен был истребить всех тех, кто следовал вере его мудрой бабки Ольги. Вместе с тем молодой воин понял, что Нонне открыл ему то самое, что он должен был услышать сегодня в шатре Владимира.
— Ты поражён, Зыбата, — торжествовал между тем арконец, — ты уверен, что мои предсказания исполнятся непременно. Помни же это и страшись. О тебе я ничего не скажу. Принимай мои слова как знаешь. — Злобный старик захохотал, позабыв даже всю осторожность.
— Нонне, Нонне! — восклицал действительно смущённый Зыбата, — неужели ты решился на такое кровопролитие?
— На какое, Зыбата?
— Ведь то, что ты говоришь, будет вовсе не делом твоего Святовита. Это будет, Нонне, делом рук твоих, и ты никогда не заставишь меня думать, будто гибель христиан прошла без твоего участия.
— Как хочешь, так и думай, Зыбата, в этом ты волен, а только помни, что я сказал. Быть может, я попрошу Святовита, и ты умрёшь последним, так что увидишь, как будут гибнуть твои единоверцы. Но до тех пор я с тобой говорить ни о чём не буду. Ты же, если уцелеешь, вспомни мои слова и, оставшись живым, прославь великого властителя тайн жизни и смерти, которому поклоняются на Рюгене.
Он тронул лошадь, как будто желая показать этим, что никаких разговоров между ними больше не может быть. Вскоре он скрылся из виду.
— Боже правый, всеведущий, всемогущий! — произнёс тихо Зыбата, поднимая глаза к заалевшим утренней зарей небесам. — Огради силою Твоею несчастных, не дай им пострадать безвинно, и да посрамится этот злой человек силою своей же ненависти!
Он произнёс это, и сразу же на душе у него стало легко, отпала страшная тягота, лёгшая на его сердце, и словно какой-то тайный, но мощный голос зашептал молодому воину на ухо: «Без воли Божией ни единый волос не упадёт с головы человеческой».
17. НАВСТРЕЧУ СВОЕЙ УЧАСТИыбата возвратился в стан сильно утомлённый своей ночной поездкой и заснул как убитый, едва добравшись до своего шатра.
Когда он проснулся и вышел наружу, то увидел, что весь стан осаждающих находится в необыкновенном движении.
Новгородцы, с радостью сияющими лицами, снимали стан, вьючили лошадей, словно готовились к какому-то новому походу.
— Друже, скажи, что происходит? — остановил Зыбата одного из дружинников. — Куда уходим мы?
— Как, Зыбата, ты такой близкий к князю человек и не знаешь? — искренно удивился спрошенный.
— Я уходил из стана под вечер, а вернулся лишь наутро.
— Бросаем мы Родню, уходим.
— Куда же?
— В Киев.
— На Киев! — изумился Зыбата. — Это зачем? А как же Ярополк?
— Ярополк прислал послов, челом бьёт нашему Владимиру, чтобы не было между ними распри, а помиловал бы его Владимир и пожаловал, чем только его милость будет.
— И что же Владимир?
— Владимир ответил: пусть Ярополк приходит в Киев, там, дескать, они и помирятся, а что здесь, у Родни, он никакого разговора вести не будет; милость же свою Владимир сейчас показал: он объявил, что уйдёт от Родни и лишь малую дружину оставит, дабы Ярополка на пути к Киеву от всяких напастей охранять.
— Вон что случилось, — пробормотал Зыбата, — а я и не знал. Действительно, скоро дела стали делаться. А где теперь князь-то? Надо бы пойти к нему.
— Поди, поди, если догнать можешь.
— Как догнать! Разве Владимира нет в стане?
— То-то и оно, что нет. В Киев ушёл он, и Добрыня Малкович с ним. Тут к нему ночью, пред рассветом из Родни один человек явился.
— Нонне-арконец? — воскликнул Зыбата.
— Уж не знаю, как его зовут. Стар человек. С виду, что лиса, хитроватый такой; с ним да с Малковичем князь и помчался; ополдень и мы, пожалуй, пойдём.
Зыбата ничего не ответил, да и что он мог ответить? События совершались с непостижимой быстротой. Он понял, что-то случилось, но что именно — этого он совершенно не понимал и решил терпеливо выжидать, что будет далее.
После полудня весь новгородский стан, действительно, уже снялся и отправился в поход, на Днепр. Осаждённым в Родне были посланы обильные запасы.
