Спокойствие Абуласана привело Гузана в раздражение, да и новая роль его пришлась ему не по душе.
— Грузины этого не потерпят, Абуласан, — тихо сказал он, — пойдут на нас с дубинами.
Абуласан улыбнулся в ответ:
— Господи, народ глотал и не такое. Ты видишь, они становятся в очередь, чтобы поздравить его! Или ты думаешь, они ничего не знают? Не волнуйся и не торопись с выводами, Гузан, все будет хорошо. Сейчас главное, чтобы венчание на царство прошло без сучка и задоринки.
Когда солнце стало клониться к западу и церковный хор затянул «Господи, помилуй», молодой человек, сопровождавший Боголюбского, стал проявлять нетерпение: «Не пришло ли время венчания?»
Позвали епископа. Через некоторое время Абуласану доложили — епископа нигде нет. Абуласан гневно сверкнул глазами и приказал немедленно найти его и привести к нему. Были тщательно обысканы церковь, резиденция епископа, но его не нашли.
Епископ Деметресдзе, узнав, что епископ Кутатели пропал и люди Абуласана остервенело ищут его, возликовал в душе. «Я всегда считал его истинным христианином, любящим свое отечество», — подумал он, с презрением оглядывая выстроившихся в ряд желающих засвидетельствовать свое почтение новому царю. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что не найди они Кутатели, венчать Боголюбского на царство призовут его. Епископ стал размышлять, как незаметно улизнуть из зала, где должен был свершиться этот грех. «Я всегда надеюсь на Бога», — сказал он самому себе и спокойно, не торопясь, направился к выходу. Он шел, упершись взглядом в пол, мечтая, чтобы никто не спросил его, куда и зачем он уходит. Он не смог бы ответить на этот вопрос, а лгать ему не хотелось. Проходя мимо группы вельмож с сияющими лицами, он заметил Вардана Дадиани, и у него перехватило дыхание. Спасибо Господу, Вардан Дадиани был увлечен беседой и не обратил на епископа Деметресдзе никакого внимания, в противном случае непременно заинтересовался бы, куда направляет стопы епископ, когда венчание на царство вот-вот должно начаться.
В притворе Деметресдзе с облегчением вздохнул. Оглядел толпы людей, заполнивших церковный двор и прилегающие к нему улочки: «Да простит Отец наш небесный всем это вероломство», — проговорил он про себя.
Абуласан приказал к каждой группе ищущих епископа приставить по два таосца. «Обыскать весь Гегути и его окрестности и привести ко мне епископа, не то его измену посчитаю вашей!» Обыскали дом епископа, даже его хлев, но тщетно, шарили везде, где можно было укрыться человеку, но увы! Бывший главный казначей рвал и метал:
— Сколько же предателей в одной маленькой стране!
На что Гузан Таоскарели цинично ответил:
— Потому-то так мало нас, истинно любящих свою страну!
Абуласан хотел еще что-то сказать о засилье предателей, но, увидев настоятеля гегутской церкви Кваркварэ, громко обратился к нему:
— Митрополит Кваркварэ, венчай на царство Боголюбского Георгия, исполни волю народа.
— Ну что вы, батоно, я не митрополит! — Голос Кваркварэ дрожал.
— С этой минуты, Кваркварэ, ты митрополит, такова воля царя Грузии, не будем терять время! — Абуласан обратился к собравшимся: — Господа, митрополит Кваркварэ начинает венчание, внимайте и верьте митрополиту Кваркварэ.
Кваркварэ расправил плечи, выпрямил спину, стал еще больше, еще шире. Когда хор стал славить царя и хмельного Боголюбского ввели в зал, Кваркварэ с сияющим лицом поспешил ему навстречу. А потом голос его загремел, гулко отдаваясь под сводами. Новоявленный митрополит хорошо знал свое дело, так что юноша с лучистым взглядом был очарован им. Похоже, и самому Кваркварэ нравился собственный голос, может, потому и затянулось благословение. Кваркварэ был пьян от радости — какой счастливый день выпал ему сегодня, он и мечтать о таком не мог — уже митрополит! Наконец он возложил на Боголюбского венец. И продолжал благословение.
— Ну довольно, отец, у нас много дел, — прервал его вдруг Боголюбский, — мы только теряем время, — и, взяв под руку своего молодого человека, направился в соседний зал. За ним последовали вельможи. А Боголюбский, отныне законный царь Грузии, уже приступил к царской трапезе и ревниво следил за тем, кто с кем рядом садится.
Наконец все расселись, и теперь внимание переключилось на молодого человека.
— Замечательный юноша!
— Сразу видно византийское воспитание!
— Говорят, он очень умен и благочестив.
— Говорят, он заправляет всеми делами Византии, ни шага не предпринимают, не посоветовавшись с ним.
— Да, да, я тоже слышал, — подтвердил один из вельмож.
Григол Лорткипанидзе, человек в летах, известный своим остроумием, как бы между прочим, наивно спросил:
— Скажите на милость, кто этот молодой человек, который постоянно находится рядом с царем? Он состоит с ним в родстве?
Вельможи переглянулись. Никто ничего не сказал. Не получив ответа, князь удивленно повел глазами и слово в слово повторил свой вопрос, но ему не дали его закончить. С разных сторон посыпалось:
— Погоди, Григол-батоно!
— Поистине царский стол!
— Шутка-то неуместная!
— А кто сказал, что я шутил?! Я спрашиваю, в каких родственных связях они находятся? Если можете, ответьте.
— Это не предмет для шуток, я потом тебе все объясню…
В это время Гузан Таоскарели затянул громовым басом «Слава царю, царю слава». Юноша Боголюбского залился краской, взгляд у него заблестел и, обратившись к царю, он восторженно произнес:
— Какой сильный, какой красивый народ! — и мечтательно прикрыл глаза.
По знаку Абуласана Вардан Дадиани наполнил рог и начал произносить здравицу новоявленному царю. Вельможи повскакали с мест. Дадиани так проникновенно, так вдохновенно говорил о преданности Грузии, о любви к ней, что мог вышибить слезу у непосвященного. После Вардана тост произнес военачальник Самцхе Боцо Джакели. Юноша-грек снова повернулся к царю:
— В конце концов ты царь или нет? Царь ты или нет?
Боголюбский окинул его надменным взглядом, а тот продолжал:
— Ежели ты царь, вели им говорить тише, почему они так кричат?!
— Я не только скажу, я языки у них повырываю, дай время, милый.
Этот диалог не ускользнул от слуха Гузана Таоскарели, и он прошептал Абуласану на ухо:
— Похоже, мы не нравимся молодому греку, он восстанавливает царя против нас.
— Не нравимся? — Абуласан улыбнулся. — Ничего не поделаешь, князь, ничего не поделаешь.
Гузан Таоскарели сперва улыбнулся, а потом от души расхохотался.
В Гегути
Георгий Боголюбский все чаше мечтал о возвращении в Тбилиси. Пару раз даже выразил неудовольствие, почему откладывается поход на столицу. Тоска по Тбилиси усилилась после того, как рядом с ним уже не было юноши, вывезенного из Карну-города. Оставшись один, он чувствовал приступы отчаяния, особенно по ночам. Соратники — Абуласан, Гузан Таоскарели, Вардан Дадиани и спасалар Боцо Джакели — целыми днями вертелись вокруг него, диктуя, что ему делать: этому дадим, у этого отберем, этого вздернем, а этим наведем на всех ужас. А с наступлением вечера он оставался один. Днем — царь, вечером — одинокий человек. А для заговорщиков — несмышленое дитя, которому надо спеть колыбельную, подоткнуть одеяло, усыпить, а самим заняться важными делами. Молодых людей к царю не подпускали. После того как на Боголюбского надели венец, луна менялась дважды, и он не видел во дворце ни одного молодого человека. В вине ему не отказывали. Вина было столько, хоть купайся в нем, но… «Когда рядом нет родственной души, вино теряет вкус. Жизнь без друга бессмысленна. Убив его, они обрекли меня на одиночество».
