Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Иногда.
– А я практически всегда. И знаешь, почему?
– Почему? У тебя разряд?
– Нет, разряда у меня нет, я любитель, но зато у меня есть своя тактика, я разработал ее, еще когда в школе учился.
– И в чем же она заключается, если, конечно, не секрет?
– Ну, какие теперь от тебя секреты. А заключается она вот в чем: если у меня слету не получается поставить мат в три хода, то я обязательно поставлю его за тридцать ходов. Понимаешь, Натали, я научился просчитывать партию на тридцать ходов вперед, заставляя противника играть по моим правилам, а в результате всегда – шах и мат. Так, например, я прекрасно, знаю, что сейчас ты пытаешься заговаривать мне зубы, ожидая, что с минуты на минуту здесь появится Андрей. Ведь ты же предупредила его через Санька, я видел, как ты оставила для него какую-то вещь.
– Это всего лишь карандаш…
– Неважно, но ты все равно просчиталась.
– Почему?
– Да потому что каждое утро Джиль плавает до острова и обратно. Заплыв составляет примерно сорок минут. Пятнадцать минут ему надо, чтобы быстрым шагом дойти до реки, десять – побыть на острове, передохнуть, ну, и еще пятнадцать, чтобы вернуться в лагерь. Итого час и двадцать минут. Еще пять минут он потратит на объяснения с Сашкой, и минут семь ему надо, чтобы прийти сюда. В общем, ты напрасно надеешься, Андрюха появится не раньше Стаса, где-то через полчасика. То есть… – Шевелев снова посмотрел на часы, – Албанов будет здесь минут через пятнадцать. У нас с тобой остается совсем мало времени, а мне еще надо успеть все хорошенько подготовить к их приходу, да и вдобавок я должен пересечься по дороге с Андреем, чтобы вернуться сюда вместе с ним… Как ты посмотришь на то, что убийцей Марго в конечном итоге окажется наш общий друг Али?
– И какой же мотив? – одними губами спросила Климова, беспомощно оглядываясь по сторонам.
– Банальный, Нат, да ты и сама, наверное, догадываешься. Помнишь пощечину? Быть шутом, да еще в глазах той, которую безнадежно любишь, не каждый это вытерпит. Любому, даже ангельскому терпению иногда приходит конец, а Стас далеко не ангел…
Наталья сопротивлялась, как могла, отчаянно отталкивая руки Шевелева. Но разве могла слабая девчонка долго оказывать отпор полному сил парню?
Лезвие пару раз коснулось ее груди, расцарапав кожу. Прижав Наташу свободной рукой, Шевелев поднял нож для короткого последнего замаха, и вдруг где-то совсем рядом призывно заржала лошадь. Наталья повернула голову и увидела его. Там, в зарослях деревьев, верхом на Сатане, стоял Карецкий. Их взгляды встретились. Не отводя от нее глаз, Алексей уверенно, почти не целясь, вскинул пистолет. Сухо и отрывисто прозвучал выстрел. Сизое облачко дыма заволокло атамана. Артур дернулся, словно наткнулся на невидимую преграду. Пальцы его разжались, и нож, скользнув по ладони, исчез в примятой борьбой траве. А через какие-то доли секунды и его владелец молча, без стона, упал к ногам своей очередной жертвы. По красивому лицу Шевелева разлилась неестественная бледность. В васильковых глазах, устремленных в небо, застыли боль и удивление. Разбойник не знал промаха. Артур был мертв.
Наташка медленно, держась за шершавый ствол, опустилась на коленях к подножью дерева. Прежде, чем силы окончательно покинули ее, девушка успела еще увидеть, как Карецкий, небрежно заткнув за пояс пистолет, ласково потрепал Сатану по шелковистой холке. Наступила звенящая тишина. Она разрывала барабанные перепонки и заполняла собой душу. И в этой упоительной тишине Наталья вдруг вспомнила все так ясно и так отчетливо, будто это было только вчера.
Их первый вальс, кружащийся в бешеном вихре роскоши, музыки, огня и смеха, мишура эполетов, воздушные наряды дам. Легкий трепет руки и робкий, почти украдкой, поцелуй в беседке. Воздух, напоенный сумеречной свежестью и сладким, пьянящим ароматом липового цвета, шепот камышей, переходящий в предрассветную трель соловья. Алексей… Алешенька…
Отчаянье отца:
«Он же байстрюк, дура! Милорадовский байстрюк!..»
Слезы матери:
«Евгений Милорадов просит твоей руки».
«Но я люблю другого!!!»
Злой прищур Настасьи и брошенная к ногам подбитой птицей батистовая рубашка с засохшими пятнами крови:
«Сегодня Алексей пытался убить моего сына!»
«Не может быть! Вы лжете!!!»
«Еще как может, они стрелялись, и Евгения спасло только чудо, пуля задела предплечье. Мой мальчик ранен, он слишком слаб, но все-таки жив. И он очень любит тебя. Умоляю, не губи его. Пойми, я не хочу лишиться сына, как когда-то лишилась мужа! Я не знаю, что ты в конце концов решишь, но поверь мне: тот, в чьих жилах течет хоть капля холопьей крови, навсегда останется холопом, в какие бы барские одежды его не рядить. Для таких людей чуждо понятие чести и благородства!..»
Кровавая рубашка, притягивая взор, сминает разум. А обезумевшая от горя мать оборачивается уже у самой двери:
«Так что мне передать моему сыну?»
Буквы то сливаются воедино, то расплываются вновь, но перо упрямо скрипит по вощеной бумаге: «Алексис, я прошу Вас меня простить и не искать больше встреч…»
Низкий свод старенькой, до отказа забитой церкви. Кровавый блеск алтаря, торжество заунывного хора, копоть свечей.
«Венчается раб божий Евгений рабой божьей Еленой…»
Еленой? Ну конечно же, Елена… Елена Голотвина.
«Неужели он не придет? Этого не может быть, это сон, кошмарный, безумный сон, мне надо очнуться, открыть глаза…»
«Да», – улыбаясь одними губами, отвечает самоуверенный, но до боли постылый молодой князь.
«Венчается раба божья Елена рабом божьим Евгением…»
«Нет! – кричит душа, – нет!» Но холодный расчетливый разум берет верх и на этот раз:
«Да»…
Имя и кровь. Что может быть важнее и ласкательнее для слуха?
Грохот сорванной с петель двери разрывает приторную тишину. Крики людей смешиваются с конским топотом.
«Елена!!! Так не доставайся же ты никому!» – огненная вспышка застилает все, и что-то раскаленное вонзается в сердце, причиняя ужасную боль, а вместе с ней принося облегчение.
«Ты пришел… Алексей… Я ждала…» – шепчут губы.
Дымящееся дуло пистолета – и глаза, пылающие от ненависти и любви. Любви вечной, всепоглощающей, перед которой меркнет даже самое благородное имя, а голубая ледяная кровь превращается в горячую, алую, данную Богом от рождения.
«Доченька, убили!» – истошный крик матери, переходящий в безутешный вой.
«Опомнись, Алексей! – Седовласый мужчина пытается заслонить бледного, как полотно, жениха. – Вы же братья… Будь ты проклят!»
«Уходим, барич!» – откуда-то издалека доносится голос Никиты.
Красный туман наползает со всех сторон, наполняясь безудержным светом, и душа стремительно летит вверх, навстречу радостному перезвону колоколов…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
