Дмитрий Дементьев-Бармин
Дементьев был убеждён, что искали потерянную страну не там. По его версии, которую невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, она была на Ветлуге и называлась по имени своего первого правителя Биарма. От этого же имени происходила сама вторая фамилия летописца – Бармин. Дмитрий Петрович, конечно же, был убеждён, что он потомок правителей Поветлужья!
Однако это слишком глубокая древность, о которой трудно говорить конкретно. Ей (если всё было так) никак не меньше тысячи лет. И все наши попытки узнать какие-то имена и даты – как посветить фонариком в темноте – ни к чему не приводят. Потому специалисты-историки и называют такие времена доисторическими.
Лично я не верю в то, что Биармия находилась в Поветлужье. Но тем не менее – почему бы не предположить здесь существование целой отдельной страны, средневекового государства – с городами и властителями? Если так, жизнь его была сложна, ведь на эти земли зарились соседи.
Мне приходилось записывать и читать опубликованные древние предания марийцев. Их кугузы, судя по этим рассказам, были совсем не похожи на русских правителей того времени. Их власть не передавалась по наследству. Кугуза избирали съезжавшиеся для этого со многих земель старейшины. Настоящий кугуз был мудрым властителем и полководцем, но при этом обязательно и картом – жрецом, которому марийцы доверяли вести в священных рощах своё общение с верховным Поро Кугу Юмо (Добрый Великий Бог) и множеством других богов, ведавших и природой, и хозяйством народа. Древние рассказы марийцев полны воспоминаний о том, как кугузы умели искусно врачевать, как они могли проехать за ночь сотни вёрст на «свистящих лыжах», если утром требовалось участие на краю их земель.
* * *
Дементьев часто упоминал «Ковчег ветлужской старины» – тоже рукописную книгу на основе древних документов Захара Солоницын. Может быть, поискать и её? Ведь судя по всему писалась она не так-то и давно – полторы сотни лет назад.
Солоницын жил на тоншаевской земле. И людей с этой фамилией легко найти там даже в телефонном справочнике. Они его прямые потомки. И есть среди них, как оказалось, старый учитель Николай Солоницын, который ведёт родословную и пишет книги о своих предках.
Однако в семье у них – узнали мы от него – до наших дней хранились лишь несколько страниц рукописей Захара Солоницына. Их передали в Тоншаевский музей. И мы видели эти листы, исписанные красивыми буквами, – каждая выведена в отдельности. Это поучения и размышления о смысле жизни. «Для благоугождения Богу не довольно быть милостивым, но должно и прочие добродетели творити…»
А сам «Ковчег» оказался в начале XX века в руках другой ветви потомков, в городе Ветлуге. Старый ветлужский краевед Леонид Рыжов рассказывал в 90-х годах в одной из газетных статей о судьбе рукописи так. Жизнь в Ветлуге в первые послереволюционные годы была трудной, и кто-то из родственников летописца попытался продать «Ковчег» уездной власти. Но сочинения «какого-то священника» не показались чиновникам интересными. Тогда родственники продали их на базаре за полпуда гороха. Покупатель понимал ценность рукописи и берёг её. Однако она была реквизирована у него во время ареста и обыска. За новым владельцем ковчега не усмотрели никакой вины и вскоре его отпустили, но рукопись ему не вернули, сказали: «Видно мало ты посидел, видно ты ничего не понял».
Итак, следов рукописи Захара Солоницына нам найти не удалось.
А вот два тома из наследия Бармина-Дементьева, оказывается, хранились в фондах Ветлужского краеведческого музея. Да, интересно было увидеть живой почерк – старательный, но некрасивый – этого легендарного человека. Несколько десятилетий назад они были кем-то переданы туда. Скажу честно: мне написанное о том, какие хозяйственные вопросы решались на сходах у крестьян, показалось непроходимо скучным. Но кому-то из их потомков рукопись может показаться очень интересной.
Листая одну из книг, я увидел вложенную бумагу с описанием жизни и по сути даже государственного устройства Поветлужья, начиная с XII века. Там очень лаконично говорилось о том, что правили раньше в Поветлужье марийские кугузы, что в XIV веке среди них запечатлел себя Байборода. Откуда Дементьев скопировал этот текст? Можно ли найти более развёрнутый вариант?
* * *
Директор краеведческого музея в соседнем городе Урень Светлана Техменёва как-то летом 2015 года решила нам, заглянувшим в гости в этот музей, показать рабочие тетради его основателя Виктора Мамонтова – журналиста, партийного работника и историка. Из шкафа она достала стопку школьных тетрадок 60-х годов с уже изношенными обложками и пожелтевшей бумагой. Летучий почерк автоматической ручки, которую не надо было уже макать в чернильницу… Стоило открыть одну из тетрадей – и перед мной замелькали имена марийских кугузов и даты.
Было очевидно, что Мамонтов держал в руках эти потерявшиеся фолианты Дементьева! И конспектировал их. Но – для себя. Так, что посторонним не понять иной раз ни связи между фразами, ни что-то важное за сокращениями. Он так и не успел воспользоваться этими записями – сделать, например, по ним статью или стенд в экспозиции. Зато через несколько страниц обнаружились номера единиц хранения.
Правда, непонятно, где именно.
Дементьев, судя по конспекту, писал, что передаёт (или завещает?) большую часть томов в Кострому. Следовательно, Мамонтов мог их там видеть полвека назад в областном архиве или в музее.
Попытки через влиятельного знакомого найти книги Дементьева в архиве расстроили: там их нет, но, судя по всему, они были и погибли во время пожара около сорока лет назад.
Однако вдруг хоть что-то осело в Костромском музее-заповеднике?
Честно говоря, я на это почти не рассчитывал, когда позвонил заместителю директора главному хранителю музея Сергею Рябинцеву. С ним мы были немного знакомы, когда уже приезжали однажды в музей искать старые фотографии. И тогда стало ясно: этому человеку можно доверять: он не отмахнётся от сложного вопроса. И здесь тоже Рябинцев пообещал посмотреть, проверить.
А через несколько дней сообщил: приезжайте, их в фондах 18, нужно только назвать день, и книги принесут из хранилища.
Они были, в самом деле, огромные и тяжёлые – почти что с газету форматом. Почерк Дементьева менялся с годами и, видимо, от настроения тоже. История дворянских родов, запечатлевших себя в Поветлужье. Какие-то непонятные мне тяжбы крестьян позапрошлого века: десятины земли, наделы, сенокосы, тягловый скот и ещё что-то там. По диагонали я просматривал страницы, где в благостном стиле описывалась история храмов, перечислялись дарители, ценности, поновления. И вдруг в «Церковно-приходской летописи Николаевской церкви села Петушихи» – десятки страниц с датами, именами, названием городов той самой потерянной, забытой страны.
