Ночью на плацдарм переправился батальон капитана Лавренова, состоявший из остатков Третьего стрелкового батальона, двух маршевых рот пополнения и артдивизиона усиления. Немцев потеснили. Вперёд бросили остатки штрафного батальона. А утром начала переправу дивизия.
Но основной прорыв произошёл всё же не здесь. И слишком поздно немецкое командование перебросило танковую дивизию и пехотные части СС на направление главного удара, поняв наконец, что плацдарм на этом участке «Восточного вала» всего лишь тактический ход русских, отвлекающий маневр…
Над бруствером качнулась и замерла едва различимая тень человека. Человек стоял в ячейке, всматривался в чёрный расплывчатый силуэт леса на другой стороне. Что он там хотел увидеть, понять было трудно. Почти невозможно. Трассирующая пуля калибра 7,92 пролетела над нейтральной полосой, над порванными заграждениями и остовом сгоревшего бронетранспортёра. Человек не видел её, но он почувствовал, в какой-то миг ощутил в пространстве перед собой её присутствие, её стремительный и беспощадный полёт. Пуля разбила в пыль комок сырой земли на бруствере, немного изменила траекторию и скользнула над самым плечом, только слегка задев погон с тремя звёздочками старшего лейтенанта. Старший лейтенант обернулся и увидел лишь фиолетовую точку в ночи. Она всё выше и выше поднимала над землёй свой одинокий полёт. Она завораживала его взгляд. И вдруг он тоже ощутил своё кромешное одиночество среди этой необъятной ночи. Среди войны. И понял, что теперь, в обозримом будущем, о котором на фронте лучше не задумываться, вряд ли кто его разрушит, кроме неё.
– Воронцов! – послышалось из узкой щели низкого лаза в землянку. – Ты где? Давай к столу! Всё уже готово!
И стоявший в ячейке вдруг вспомнил, что сегодня у него день рождения. Но сколько ему исполнилось, этого он вспомнить так и не смог. Ему казалось, что он прожил уже тысячу лет. Да, тысячу лет, два года и полтора месяца. На этой проклятой войне. А другой жизни у него и не было. В сущности, она когда-то была. Но он не мог её вспомнить.
Фиолетовая точка поднялась над лесом, который уже почти слился с небом, но глаз, привыкший к темноте, всё же мог различить ту черту, смутную грань, которая их разделяла; и именно там исчезала трассирующая пуля. Он знал, что она ещё вернётся…
