— Сова. Ночной крик совы означает смерть до наступления утра.
Мадам Тиби сидела, как истукан, глядя в проем между занавесками, словно она этого не слышала.
— Не глупи, — бодро сказала Кэтрин. — Совы — ночные птицы. Когда еще их можно услышать?
— Я всю жизнь знала об этой примете.
— Суеверие, ничего более.
— Суеверия откуда-то берутся. Ночные создания знают тайны, неизвестные дневным. Они чувствуют приближение смерти.
Кэтрин постаралась произнести следующие слова как можно тише и спокойнее:
— Не расстраивайся, Соланж. Мы скоро будем дома.
Девушка взглянула на нее, затем медленно улеглась. Кэтрин не могла расслабиться, пока не увидела очертания Альгамбры и блеск реки перед ней.
Когда кучер остановился, Али спрыгнул вниз, опустил ступеньку и открыл дверь. Первой вышла мадам Тиби. Она подождала, пока сойдет Соланж, затем начала подниматься по лестнице.
Рафаэль спешился и привязал поводья к экипажу. Он остановился на секунду, чтобы поручить кучеру позаботиться о его лошади, и двинулся следом за Кэтрин и Али.
В доме было темно, но Кэтрин ничего другого и не ожидала при такой неорганизованности слуг. Еще накануне она на всякий случай оставила на столе в коридоре свечи и коробку трута и едва открыла рот, чтобы позвать с лестницы мадам Тиби и сказать ей об этом, как входная дверь резко распахнулась. Сверкнула огромная оранжевая вспышка, раздался оглушительный хлопок — и компаньонку отбросило назад, на Соланж, после чего они вместе скатились по ступенькам.
«Пистолет», — остановившись, вне себя от изумления подумала Кэтрин. Затем крепкие руки потянули ее вниз.
— Останься здесь, — шепнул Рафаэль, но его слова растворились в воздухе, потому что Али рядом заряжал охотничье ружье.
Она стояла одна, пока двое мужчин взбегали вверх по лестнице и Рафаэль на ходу вынимал из ножен шпагу.
Ночь наполнилась страшными криками, коричневые фигуры стояли рядом с белыми, подоспевшими из дома. Вооруженные палками и топорами, тяпками и граблями, они образовали кольцо вокруг Рафаэля на расстоянии его шпаги. Выпад, возглас — и кто-то упал, а лезвие окрасилось в красный цвет. Рука раба с тяпкой была отрублена у кисти, и Рафаэль пронзил его шпагой, когда тот перестал сжимать обрубок. Откуда ни возьмись появился Али, держа в руке нож с выгнутым в виде полумесяца лезвием. Он бросил свое бесполезное тяжелое ружье. В воздухе ощущался запах крови. Страшный крик ужаса раздался и стих, когда Али своим жутким ножом убил нападавшего.
Этот крик прекратил наступление. Двое стоявших в стороне мужчин спрыгнули с высокого крыльца. Еще один с широко раскрытыми глазами сбежал вниз по лестнице мимо Кэтрин так, словно не видел ее. Друг за другом дерущиеся отступали, из полудюжины ран текла кровь, оставляя скользкий след, по которому Рафаэль и Али безжалостно преследовали их, переступая через тела убитых.
Неожиданно все закончилось. На другом конце лестницы произошла дикая схватка. Кэтрин на секунду показалось, что Рафаэль хотел бежать туда, но потом он опустил острие шпаги и повернул в сторону.
Медленно поднявшись на ноги, Кэтрин бросила взгляд на растянувшуюся на лестнице мадам Тиби. В ее груди зияла огромная дыра с уже запекшейся кровью, глаза с застывшим удивленным выражением были широко открыты и смотрели в пустоту. Под ней лежала Соланж, ее грудь поднималась и опускалась, но глаза были закрыты: к счастью, она потеряла сознание.
Кэтрин посмотрела вверх, чтобы сообщить об этом Рафаэлю, но тут ее внимание привлекло движение у открытой двери. Блеснуло занесенное лезвие ножа, и какая-то фигура набросилась на ее мужа.
— Рафаэль! Сзади! — крикнула Кэтрин.
Направляясь бегом к ней и Соланж, он перебросил шпагу в левую руку. В этот миг Али стремительно повернулся и подставил под нож предплечье, одновременно поднимая свой собственный нож и взмахивая им.
Вдруг он замер. Нападавшая, потеряв равновесие, запутавшись во множестве юбок, тяжело упала на залитый кровью пол галереи. Кэтрин, не в силах здраво мыслить, бросилась вверх по лестнице и протянула руку, чтобы задержать удар Рафаэля.
— Индия, — выдохнула она, не сводя взгляда с разъяренных, безумных черных глаз женщины, вырывающейся из рук Али. — Ох, Индия…
Кэтрин вскочила, когда в кабинет вошел Рафаэль. Его лицо при виде ее напряглось, затем он плотно закрыл за собой дверь и прошел в комнату.
— Ты что-то хотела, chérie? — любезно спросил он, бросая на стол лошадиный кнут и садясь.
Когда она заговорила, ее голос был тверд.
— Я только что спускалась к хижинам.
— Понимаю.
— Не сомневаюсь в этом. Они устанавливали колы, четыре кола, и делали углубление…
— Кэтрин…
— Углубление для живота Индии, Рафаэль. И четыре кола, чтобы привязать ее руки и ноги.
— Она должна быть наказана. А в таком положении ей будет нанесено меньше вреда.
— Ты убьешь ее! Это бесчеловечно! Даже если она выдержит порку, то не переживет унижения! Привязывать женщину, находящуюся на последних месяцах беременности, и бить ее — я не могу это стерпеть. Я не стану это терпеть! — Ее тело задрожало от такого сильного отвращения, что она отвернулась, обхватив себя покрытыми мурашками руками.
— Кэтрин, послушай меня, — сказал Рафаэль, подойдя к ней и остановившись у нее за спиной. — Индия — мятежница. Она позвала этих людей — мужчин, с которыми она общалась в лесу. Она помогла им достать оружие и впустила в дом, чтобы они нас убили. У любого другого хозяина в наказание за подобное преступление ее бы забили до смерти, после чего отрезали бы голову и повесили на столб как предупреждение. И никого не волновал бы ребенок, которого она носит. По сравнению с этим пятьдесят ударов плетью — двадцать пять сегодня и двадцать пять через неделю — гораздо гуманнее.
— Она потеряет ребенка.
— Может быть да, а может быть нет.
— А ты не мог бы подождать?
— Два месяца? И поощрить остальных мятежников из хижин присоединиться к группе на болоте? Это невозможно.
— Почему? — строго спросила она, поворачивая к нему лицо, и ее янтарные глаза потемнели от отчаяния. — Ты настолько не ценишь жизнь? Неужели ребенок Али для тебя ничего не значит?
Его лицо стало суровым, а голос серьезным, когда он ответил:
— Ты считаешь, я должен пощадить твою Индию, дочь человека, убившего моего отца, женщину, на чьей совести смерть другой женщины? Или ты забыла о мадам Тиби сразу после ее похорон? Удобно, но это не свидетельствует о твоей собственной гуманности, Кэтрин.
— Ты… ты знал об Индии, о ее отце? Тогда… почему ты разрешил ей здесь находиться?
На его лице появилась суровая улыбка.
— Ты так сильно умоляла, ma chérie.
