Одежда Фанни была безнадежно велика: слишком широка в плечах и слишком длинна. Правда, у Кэтрин имелся кружевной воротник, который служанка на всякий случай положила в багаж. Снять безвкусную ленту — уже полдела. С кружевом на груди, умытым лицом и уложенными волосами Соланж можно было представлять гостям. Однако, когда пришло время вновь идти в танцевальный зал, девушка начала артачиться. В порыве гнева она приказала всем выйти из комнаты. Кэтрин подумала, что ей не мешало бы побыть некоторое время одной. Но она не была уже так уверена в этом, когда Соланж отвела ее в сторону и попросила позвать к ней Маркуса, как только он приедет.
Конечно же, Кэтрин не могла этого допустить. Все законы здравого смысла и пристойного поведения строго запрещали встречи в спальне. В том состоянии, в котором сейчас находилась Соланж, это было бы очень неразумно. Что скажет Рафаэль, если узнает об этой уловке, трудно даже представить. Должна быть какая-то альтернатива.
Нахмурившись, Кэтрин вернулась в бальный зал. Джилс пригласил ее на кадриль — быстрый танец, во время которого они резвились и много смеялись. Один или два джентльмена умоляли ее о следующем танце, и она согласилась, проследив, однако, чтобы у нее не были расписаны все танцы подряд, из-за чего ее могли бы счесть фривольной молодой матроной; также она нашла время поговорить с несколькими пожилыми дамами, стоявшими у стены.
Трепаньеры явно не торопились. Как потом объяснил месье Трепаньер, высокомерный мужчина с вечным пятном под носом из-за нюхательного табака, это произошло из-за непредвиденной проблемы с их новым экипажем. Пропало одно серебряное лепное украшение, и он отказался покидать дом, пока не нашли того, кто его взял, после чего виновного хорошенько выпороли. Оказалось, что это был сын садовника, который стащил украшение, потому что оно блестело.
Маркус был великолепен в темно-синем изысканном пиджаке, серых панталонах и шерстяном жилете с серо-золотой шелковой каймой. Дополнительным штрихом к наряду была золотая кисточка, свисавшая с неизбежного атрибута его одежды — эфеса шпаги. С противоположного конца зала Кэтрин одобрительно наблюдала, с каким превосходным тактом он вел свою партнершу на танцевальную площадку, однако не была удивлена, когда он нашел ее, Кэтрин, во время первого перерыва.
От обилия движений стало жарко, и она присела, обмахиваясь веером, у одной из украшенных цветами оконных ниш. Со двора доносился восхитительный аромат роз и гардений, поэтому она отклонилась назад, с благодарностью вдыхая свежий воздух.
— Когда-то у такого же окна я тебя потерял.
Она повернула голову и улыбнулась Маркусу.
— И это всецело твоя вина, — ответила она, отказываясь поддаваться его ностальгическому тону. — Скажи мне, ты выиграл то пари?
— Ты же наверняка знаешь, что не было никакого пари, — приглушенным голосом произнес он.
— Нет, я лишь догадывалась.
Его лицо вытянулось, под глазами залегли темные круги — следы усталости. Когда он не ответил, она продолжила:
— Соланж хочет тебя видеть.
— Неужели?
— Не будь таким! — резким тоном произнесла Кэтрин. — Она ждала этого дня несколько недель. Меньшее, что ты можешь сделать, — это попросить ее постоять рядом с тобой.
— Эта мысль приходила мне в голову, но я не вижу Соланж ни на паркете, ни у стены.
— Верно. Но я полагаю, что ради тебя она покинет свое укрытие. За фойе есть гостиная. Если подождешь там, я отправлю ее к тебе.
— А вместе с ней наверняка старуху компаньонку, — скривившись, прокомментировал он. — Отлично.
Но только Кэтрин собралась уходить, он прикоснулся к ее руке.
— Вначале я должен кое-что тебе сказать.
— Да?
— Послезавтра я уезжаю.
— Возвращаешься в город?
Он утвердительно кивнул.
— Любому гостеприимству любящих родственников есть предел, так же как и моим денежным источникам.
— Ты отбросил идею жениться на Соланж?
— Бравада, дорогая, ничего более. Ты не хуже меня знаешь, что наш Раф скорее увидит меня мертвым. Кроме того, у нее нет ни цента.
— Огромный недостаток, — серьезным тоном сказала она.
— Нужно принимать его во внимание, — согласился он, — когда не можешь получить то, чего желаешь на самом деле.
Кэтрин молчала.
— Ну что ж, я пришлю к тебе Соланж.
— Сделай это, — сказал он с легкой улыбкой, — но я предоставляю тебе возможность сказать ей, что я уезжаю.
— Как ты добр, — насмешливо бросила она и удалилась.
После возвращения Рафаэль сразу пригласил ее на новый танец, привезенный сюда из Австрии через Францию, — вальс. Он считался довольно вульгарным, не подходящим для юных девушек, но приемлемым для мужей и жен. Кэтрин училась танцевать вальс дома и здесь могла впервые продемонстрировать свое умение на публике. Это было новое ощущение — находиться в руках мужчины, так близко к его телу, на виду у всех. Они с мужем не разговаривали. Подстраиваясь под его шаги и повинуясь направлению, задаваемому его сильными руками на ее талии, Кэтрин теряла нить мысли. Только когда музыка стихла, она осознала, что забыла попросить Маркуса проверить тайные делишки мадам Тиби. Однако у нее не было возможности исправить эту оплошность: остаток вечера она провела рядом с мужем.
Глава 15
Во время поездки домой Рафаэль скакал возле дверцы экипажа, держа руку на эфесе шпаги. Им необязательно было ехать через болото ночью. Фанни просила их остаться, и Кэтрин предпочла бы так и поступить, но Рафаэль настоял.
Впрочем, она вынуждена была признать, что остаться было бы не лучшим решением. Несколько гостей и так уже решили ночевать у Бартонов, и Фанни считала их на пальцах. Кэтрин подозревала, что Рафаэль отказался из-за перспективы провести остаток ночи в комнате, где храпели другие мужчины, если только это не было ради Соланж. Девушке не стало лучше. Сама мысль о том, чтобы задержаться там, вызвала у нее истерику.
Фонари почти не требовались. Светила полная луна, превращая свисающий с деревьев испанский мох в серебряное и золотое оперение. В свете месяца Рафаэль выглядел как какой-то мифический всадник, вылитый из металла, приговоренный вечно скакать верхом в ночи. В этой залитой лунным светом тишине все замерло. Ветер не колыхал ветви деревьев, тени под ними были темными и неподвижными. Ни одно из бродящих по ночам животных не перебежало им дорогу. Подавленный тишиной кучер вел лошадей без окриков, только экипаж неестественно громко тарахтел.
Внутри чувствовался запах пыли и примятой колесами травы, а также что-то еще — кисло-сладкий аромат жимолости, терпкий и тошнотворный, как на кладбищенской ограде.
Затем послышался крик совы, долгий, словно потусторонний. Кэтрин ощутила, как напряжение понемногу спадает, но Соланж вдруг села прямо, и ее округлившиеся глаза блеснули в темноте.
