В квартире был порядок, но не более — ничего, что выдавало бы существование в ней дамы преклонных лет: ни цветов на подоконниках, ни затейливых салфеток на столах — только разбросанные повсюду газеты, журналы, книги и рукописи. Если бы девушки сами не сняли обувь, им вряд ли предложили бы это сделать: казалось, Маргарита Георгиевна и не заметила бы, пройди они в комнату в сапогах. При этом пол был чист и хозяйка выглядела ухоженно и моложаво; от аккуратной седой стрижки — все того же «пажа» — до клетчатых шлепанцев, выглядывающих из-под темно-зеленого вельвета брюк.
Только отрешенный взгляд в сеточке морщин выдавал, что мыслями этот человек находится далеко от себя нынешнего и от своей комнаты со всеми ее вещами…
— Я тебя по телефону и не узнала — не девчачий уже голос. Как бабушка?
Марго спокойно разглядывала гостей, сидя в кресле под торшером, и Алисе показалось, что этой пожилой даме все равно: виделись они несколько лет назад, когда Алиса, только что пришедшая с выпускного вечера, получила от нее коробку грильяжа, или только вчера.
Алиса в двух словах рассказала про их жизнь, про маму и Америку, про папины письма и про то, как недавно они с бабушкой разглядывали альбом со старыми фотографиями, где на одной из них Алиса увидела их втроем…
— Ясно, — оборвала Алису Марго. — Эту? — Маргарита Георгиевна кивнула на книжную полку, где между стеклами стоял точно такой же, как у них, снимок со старыми подругами, обнявшимися под дождем.
Ада разглядывала фотографии на стенах и всячески пыталась привлечь к ним внимание Алисы — на них на всех они были вдвоем; Марго с дерзким взглядом из-под короткой челки и Зоя, улыбающаяся в ореоле аккуратно уложенных локонов.
— Я спросила бабушку, почему вы с ней перестали общаться — в смысле, так редко и только по телефону…
—Ичто она сказала? — Марго усмехнулась.
— Она рассказала вашу с Зоей Андреевной историю.
Алиса покраснела, но постаралась не отвести взгляд в сторону. Маргарита Георгиевна несколько секунд смотрела на нее молча, потом чуть хрипло спросила:
— Зачем?
Алиса будто окаменела, поняв, что не подготовила объяснения своему неожиданному интересу к чужой любви.
— Понимаете, — тишину разрядил бодрый голосок Ады, — мы с Алисой познакомились в Москве на лесбийской вечеринке; она любит женщину, и я тоже, хотя и была замужем…
Марго изумленно посмотрела на девушек и, почесан кончик носа, отвернулась. Когда они снова встретились глазами, Маргарита Георгиевна щурилась на них с любопытством.
— …И у нас проблемы, сложности в отношениях с нашими подругами, — звонко завершила Ада.
Марго встала из кресла и прошлась по комнате. Она буркнула себе под нос слова «лесбийская вечеринка», робко пробуя их на вкус, и задумалась над тем, что за ними стоит.
— Не морочьте себе голову, девушки, живите, как белые люди!
— Как «белые» не получается. — Алиса пожала плечами.
Маргарита Георгиевна явно не была расположена к разговору, не хотела вслух предаваться воспоминаниям и делиться опытом отношений. Она напоила гостей чаем с рижским бальзамом и сказала, что, по ее мнению, теперь в сферу моды попало гораздо больше, чем возможно себе представить, и стоит взвесить, не является ли нынешний уклон в жизни Алисы и Ады просто случайностью, увлечением, данью моде. Марго произнесла эти слова не назидательно, а, скорее, утомленно, будто выполнила неприятную обязанность.
Узнав, что Алиса едет в Москву, Марго попросила ее об одолжении — завезти небольшую рукопись в библиотеку Института Африки.
— Не люблю связываться с почтой, — добавила Маргарита Георгиевна и вручила Алисе единственный экземпляр в красной папке с веревочками. — Вернешься — заглядывай. Бабушке привет.
Приход девушек пробудил в памяти Маргариты Георгиевны многое из того, что со временем ушло, казалось, навсегда.
…Марго не любила вспоминать эту историю. Пожалуй, только теперь, в одиночестве, спустя годы после ухода Зон из этой жизни, ее седовласой подруге хватило мужества вызывать из памяти и те воспоминания, которые были ей тяжелым и бессмысленно жестоким теперь укором из прошлого.
Однажды, еще в молодости, Марго показалось, что Зоя разлюбила ее (если такое вообще возможно, жизнь не имеет смысла), а то и не любила вовсе. И поводов для таких неутешительных выводов особых не было, только взгляд; Зоя перестала смотреть в одни лишь Маргаритины глаза и с интересом изучала чужие лица, характеры, отношения. Марго присматривалась к подруге, но не подавала вида, что внутри у нее закипает вулкан.
Как-то они вместе пришли на вечеринку при институте. Все танцевали парами; конечно, не было ничего предосудительного, чтобы женщина танцевала с женщиной: в послевоенное время на танцевальных площадках было много таких скучающих дамских дуэтов. Но Зоя и Марго были не из тех и не могли себе позволить медленный танец и посторонней компании. Они мило общались с вдохновителями новой поэтической студии, когда перед Зоей неожиданно возник высокий статный мужчина в эффектном кремовом костюме; сначала Зоя отказалась от танца, но он скатал что-то такое, отчего она засмеялась и, улыбнувшись Марго, пошла с незнакомцем на вальс. Все поплыло перед глазами, и Маргарита несколько секунд не видела ничего, кроме его руки, лежащей на Зоиной талии. Она решительно бросила об пол бокал и, прошипев: «Шлюха!» — вышла вон. Ночью домой Марго не вернулась — напросилась на ночлег к бывшей однокласснице, весь следующий день она пила портвейн и не подходила к телефону и затыкала уши, чтобы не слышать звонок в дверь. Только утром, по дороге на работу, она встретила дрожащую от холода Зою, укрывшуюся от дождя в телефонной будке.
— Ты чего тут? — спросила Марго, стараясь оставаться невозмутимой.
Зоя смотрела на подругу безумными глазами — ни сожаления, ни вины, ни мольбы о прощении — только ужас и призыв к объяснению.
— Зачем ты так сделала, объясни мне?..
— А ты?! Как тебе незнакомец в кремовом костюме?!
— Он был на вечеринке с молодой женой, но она уделяла ему слишком мало внимания. Он захотел, чтобы она приревновала его к кому-нибудь. — Зоя говорила спокойно, глядя на подругу с грустью.
— И кроме тебя, никого не нашлось?! — Марго всеми силами старалась не смягчить тон, но чувствовала, что уже колеблется. — Могла бы меня предупредить, — добавила она, уже глядя в сторону.
— Я думала, ты поймешь по моей улыбке, что не стоит беспокоиться. Если ты веришь мне, то и так должна знать, что не стоит беспокоиться.
Марго ненавидела свою ревность и дала ей такую волю впервые. Стоит отпустить эту охотничью собаку, как один из двоих начинает чувствовать себя преследуемым зверем, а второй — бесславным охотником…
Что-то надолго изменилось, надломилось в их отношениях после той истории, Зоя потеряла беззаботную улыбку, всегда прежде сопровождавшую их прогулки. Марго стала видеть за этим дурное предзнаменование и крепче сжимала губы от досады.
